Давай, Зиновий, посидим,
окно откроем. Дождь апрельский
шуршит заигранным CD,
и орошает слезно рельсы,
проложенные в никуда.
Тупик. Задворки. Все не ново.
Судьба-кукушка из гнезда
с тобой нас вытолкнула снова.
Зажжем огарочек свечи
для пущей горести, покурим,
о смысле жизни помолчим,
готовясь к новой адвентуре.
Ты помнишь Пушкина, Зиновий?
Он выбрал. И не понят был.
Свободен стал ценою крови.
А что Дантес? Не он убил.
Не обвинять же инструмент,
он интересен лишь отчасти,
пока звучит дивертисмент,
финальный акт готовит мастер.
А если б не было дуэли?
А если б он прожил сто лет?
И умер бы в своей постели,
придворный старенький поэт.
Но кто-то сам свой путь отмерит,
кого-то остановит Бог,
и, в тайный план событий веря,
потомки ищут между строк.
Смотри, Зиновий, сколько славы
таланту добавляет смерть!
Домыслены тома и главы,
и все, что мог бы он успеть,
когда б не смерть,
когда б не треть
от человеческого срока;
и остается лишь скорбеть
и рассуждать о тайне рока.
Так мы о Пушкине... Зиновий?
Но зря его толкаю в бок,
нахмурив плюшевые брови,
спит поролоновый зверек,
смешная мягкая игрушка,
мы вместе уж немало лет.
Что там у Пушкина про кружку?
За Вашу жизнь и смерть, Поэт!
У всех свой крест и выбор свой...
...Апрельский дождь сменился снегом,
под толстым льдом сопит Онего,
что за погода, боже мой!