Куски пищи были повсюду – бегали, летали, ползали и даже лежали. Главное – зажмуриться, и, преодолевая дрожь от заталкивания смерти в живую плоть, крепко схватить её и удержать. Держать до тех пор, пока то, что сначала объединяло жертву и палача – быстрое-быстрое трепыхание внутри тела – не превращалось в то, что разъединяет. Любимый любил мертвое. Правда, надо было положить это мертвое на костер и обуглить его. Но это делало любимого сытым и поэтому добрым.

Он находил травинку, и лениво ковыряя ею в зубах, начинал рассказывать Занусе чудесные сказки. Она подгибала под себя коленки, подтыкивала край юбки и слушала его голос. Слушала, часто не понимая, о чём его сказки. Но это были сказки – точно!

Там были чудовища, которые с утра до ночи гонялись за любимым, и как он говорил – «приставали к нему со всякой фигней». Там были красавицы, которые тоже гонялись за любимым и тоже «приставали к нему со всякой фигней». Что было потом, он не рассказывал, но Зануся была уверена – он всегда выходил из схваток победителем. Там была и живая вода, которая возвращала любимому силу для подвигов, ясность ума и чистоту помыслов.

Зануся благодарно слушала и понимала самое главное – любимый рядом и любимый добрый. Потом наступала темнота и любимый ложился на неё. Иногда это было странно хорошо, иногда – привычно непонятно, иногда – слёзы наворачивались, а он застывал без слов и движений. Её успокаивало, что он тёплый и снова добрый.

Добрый любимый – это когда он рядом и не кричит, и не вскакивает вдруг и не заталкивает своё тело в рычащую машину и не исчезает безнадёжно и беспросветно.

Но у Зануси по этому поводу был свой тайный секрет. Зануся знала, что когда любимый делает такие странные и горестные убегания, то возвращается очень скоро. И если к этому времени у неё будет пища, приготовленная на углях, то всё будет хорошо и спокойно. Хорошо и спокойно – как прежде, как вчера, как завтра, как всегда.

Лишь бы он возвращался…