* * *

                            Он был мадьяр, иль швед, а, может, турок,
                            Влетел, как чёртик, лёгок на помине,
                            Посланником любезного Амура
                            И приземлился рядом на перине.

                            А я ни сном, ни духом – сплю, как суслик,
                            Налётчик мне давай лодыжки муслить,
                            Калмык настырный, кролик-белопузик
                            Меня, как баржу, жаркой лаской грузит.

                            Со сном простилась, думаю: Однако!
                            Теперь мне не до грёз, не до видений,
                            Грузин в ногах пыхтит и юзит раком,
                            Щекочет усом икры и колени.

                            Свалился на пол томик Пастернака,
                            За ним вдогонку Мандельштам и Тютчев,
                            И следом мой терьерчик – вот собака!
                            Он места не нашёл себе получше.

                            А я-то размечталась: грек, красавец,
                            Иль скандинав могучий, белокурый,
                            А это пёс, отъявленный мерзавец,
                            Я зря раздухарилась. . . Ну, и дура!

                            Ах да, ещё немножечко о плотском –
                            Я Шведову рога наставлю с Бродским.

ОРИГИНАЛЬНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ
« Он был, наверно, швед» / Александр Шведов / link

                            Он был, наверно, швед. Или датчанин.
                            У нас была единственная встреча.
                            Я погружала женское отчаянье
                            В его льняные волосы и плечи.

                            В совсем чужие, импортные губы.
                            Дрожь унижала сердце и коленки.
                            Мой викинг был ни ласковый, ни грубый.
                            Так доктор лечит зубы пациентке...

                            Я распрощалась с томным бабьим летом.
                            Теперь в моих ногах сопит собака.
                            Мы с ней живем одни под старым пледом
                            С любимыми стихами Пастернака.

                            Борис, пасьянсы, письма от подружки,
                            Пустые сериалы о бандитах.
                            А на очках давно погнулись дужки...

                            Ты знаешь, Карлсон был весьма упитан.
                            Он был, конечно, швед. Или датчанин –
                            Я ни бельмеса в их заморской речи.
                            И это ОН тогда в мужском отчаянии
                            Ласкал мне грудь и худенькие плечи.

                            Ах да, еще немножечко о плотском –
                            Я Пастернаку изменяю с Бродским.