Мой мужчина стесняется этих стихов,
Но читает их жадно и молча,
Словно каждой строкой отравиться готов,
Как душистою ягодой волчьей.

Мой мужчина подобен гранитной стене,
Но душевная архитектура
Так нежна, что он носит меня на спине
И рычит: «Я люблю тебя, дура...»

«Я люблю тебя, дурень...», – мурлычу в ответ,
И кусаю холёную шею.
Мой мужчина, мой ласковый, мой полусвет...

Я потом напишу эпопею,

Как росла и кипела звериная боль
В небольшом человеческом теле,
Пробегая по венам и в венах, и вдоль…
Ни молитва, ни морфий и ни алкоголь
Не спасали его… Так, теряя контроль,
Обезумевший зверь – даже пыльная моль –
На безжалостном страшном пределе
Отрывают себя и уходят в юдоль –
В ту, где выросли и озверели,
Оставляя сильнейшим солёный пароль
Полосой кровяной канители…

Мой мужчина себя отрывает сейчас
От любви безнадёжной и стылой,
Без гримас и депрессий, без слёз напоказ,
Говорит мне: «Что было, то сплыло».

Я так верю ему. Уплывает ладья,
На которой он плыл четверть века.
Я немало за жизнь исцелила зверья,
Значит, вылечу и человека.