Шикарная Снежанна проснулась только вечером, да и то не сама, а от озноба. Болела голова, во рту не валялся конь. Жизнь в организме брезжила на уровне инстинктов.

Пить.

Поднявшись с третьей попытки с дивана и даже не помышляя оправить отпадный прикид, она по боевой привычке мотнула головой – тряхнуть гривой: ну рефлекс, не попишешь тут! Шатнуло так, что не пожелаешь. Девушка застонала, схватившись за черепушку одной рукой, нашаривая дорогу оставшейся, ладонью с растопыренными пальцами.

Внезапно кто-то возник, куда-то поволокло, сильно и ласково приобняло, положило в жутко удачное положение на диван обратно и прижало к размазанным губам край прохладного влажного стакана. Даже свет от настольной лампы потускнел как-то сам собой, глазам стало немного уютнее.

Сильный запах дорогого шампуня, хорошего одеколона, мужественного крема для бритья и яичницы-матбухи тунисаит – пряный и острый одновременно – подстегнул память.
– Самирушка… – не своим голосом захрипела Снежанна. – Котик, хреново мне, твоей бабе…
– Ты алкоголик, – укоризненно произнес Самир, помогая ей пить холодный грейпфрутовый сок.
– Мн, мн…алкоголичка, – поправила Снежана, немедленно снова припав к терпкому стеклу.
– Как?.. Не буду, трудно… Ты – алкоголик. Как много русский алкоголиков! Каждый русский – алкоголиков!

Снежанна прыснула буквально, едва не подавившись, но осеклась. Смеяться было пока неприятно.

Самир вытер ей подбородок пушистым полотенцем, отсел, бережно переложив ее плечи и голову на подлокотник дивана, и медленно, но уверенно и опасно широко жестикулируя, удивительно правильно грамматически отчеканил:
– Я знаю, кто тебя сегодня утром привез!

Снежанна замерла и после короткого раздумья поняла, что пришло самое время открыть глаза и посмотреть на мужа.

Муж был красив, зол и страшен. В эти моменты она его обожала. Самое обидное, что он в таком состоянии именно тогда, когда я не в состоянии, подумала Снежанна тускло.
– Пить – здоровью вредить! – грозно продемонстрировал муж следы московской пятилетки на заработках в бригаде у Алика-Басмача. – Что посеешь, то и пожнешь…

Снежанна раздумала смеяться. И не потому, что голова не отпускала, а в желудке что-то подозрительно булькало и просилось на воздух. Если Самир поминал в разговоре русский фольклор, это могло кончиться банальным, коротким, но чувствительным мордобоем. Он сам как-то признался, что ему так проще опускаться до уровня гяура – вроде как и не мусульманин на минутку… Это он от стыда, совестливый чучмек…
– Толстый, – позвала она осторожно и примирительно, – ну не куксись, пыжик, я была в «Голконде», я ж тебе звонила, я ж тебя звала… ты же сам сказал, что не можешь, а там так скучно без тебя, милый, ну я и заказала стакашку-другую, лапушка, ты сердишься, колбасик?..
– Буду плохо говорить с Виктором! – выдохнул Самир. – Много ему просил не пить тебе! Зачем наливает?! Закрою кредит кебенемат!
– Закрой, Самирушка, закрой кебенемат! – закивала Снежанна, поскольку знала, что в баре босса он кредит не закроет никогда, что скорее кредит закроют ему. При определенных грустных обстоятельствах.
– У-ух, Джана, скандал я на тебя! – разошелся Самир вслух, и малопонятно, то есть немного успокоился или сам подумал о том же, о чем и она. – Виктор буду плохо говорить, позор на меня делаешь, зачем не ходишь, как все: магазин, кино, театра разного? Откуда пьешь столько? Что, делать мало?.. И какой такой хачик тебя домой возит утром, пьяную, как блядь валютную – позор на меня делаешь!.. Что за бандота такая, почему не знаю?

Самир начал повторяться, пора реагировать, решила Снежанна:
– Это не хачик, это Степан…
– Не ври мне, иша! Черный он, как хачик, мне генерал на низу сказал…

«Генералом» Самир звал консьержа Людвига за привычку отдавать честь при их с женой появлении – такое обращение Самир ценил, относился к Людвигу благосклонно, привык ему доверять и подкреплял знакомство периодическими чаевыми гусарского размаха.
– Самир, – увереннее заговорила Снежанна, – ошибся твой генерал, это Степан, он с Виктором работает, тот его попросил меня отвезти… Степа мне еще в кабаке рассказал, он на Гоа месяц загорал, вот и почернел весь, как папуас…
– Звонить Виктору не буду?.. – полувопросительно сообщил муж.
– Звони, мне-то что? – вяло подбодрила Снежанна и прикрыла глаза, всем видом демонстрируя полную уверенность в своей правоте. Муж засомневался, но запала не потерял:
– Зачем рубашка мокрый был, когда приехала?
– А? – удивилась Снежана и попыталась рассмотреть измятую блузку. Одежда была сухая.
– Сухой уже, – прокомментировал Самир, – весь день лежишь, как доска, высох совсем…
– А… Умывалась, наверное, не помню я, Самирушка, прости дуру, не буду больше, вот, чем хочешь тебе клянусь! Хочешь, мамой поклянусь?
– Не трогай мама! – замахал ручищами муж. – Опять пить будешь, мамы жалко…
– Дорогой, – перебила Снежанна елейно и вкрадчиво, – пить я буду, но не много. И вести себя хорошо, я ж тебя люблю, котик, стыдно позор на тебя делать… Пусть между нами больше не будет секретов! – закончила она торжественно.

Самир засопел и явно оттаял. Снежанна умела в два пассажа утихомирить эту восточную стихию. Муж ее обожал, а она этим бессовестно пользовалась.

И в самом деле, ни к чему ему знать, что вчера в «Голконду» к Виктору Снежанна приехала уже весьма хорошая, успев предварительно солидно наклюкаться пивом в каком-то баре с семью хохлами из Мелитополя, неизвестно каким пассатом занесенными в Ниццу поболеть за Украину против Швейцарии на Чемпионате Мира. Она даже знатно дала в женском туалете самому шустрому из них, по прозвищу Элтон Джон. Он успел за время матча с хохотом рассказать, как получил кликуху еще в мореходке за то, что был единственным Сергеем на сто двадцать шесть курсантских душ. Вернее, не совсем за это. Как-то на практике по механике лейтенант Серпухов – интеллектуал и эрудит – отметил этот факт просто и непосредственно в ходе учебного процесса, он вообще любил подумать вслух. Помолчал и присовокупил:
– Сергей… Хм, сэр гей… Элтон Джон, – и не спеша проследовал дальше по аудиории. Секунды две висела звенящая тишина, после чего весь наличный состав сорока юных лоботрясов грохнул.

Сергей Элтон Джон был невысок, крепко скроен, ладно сшит и улыбался, как на параде. Ну, и такому не дать?! Тем более, как оказалось, выиграли от этого они оба. И был он сэром, определенно не геем…
– Самирушка, иди ко мне, что-то знобит меня нынче, – жалобнее, чем оно того стоило, позвала Снежанна.

Самир подсел, ласково обнял жену за плечи и забормотал:
– Люблю тебя, стерва! Совсем голова потерял, плохой стал, не мужик – тряпка, что пацаны скажут?..
– А что скажут? – мурлыкала Снежанна. – Скажут, что правильный, что семья для него – это все… Мы же семья, Самирушка?..
– Семья…