Как я пела в школьном хоре

В третьем классе я страстно хотела научиться музыке. В тот год мы переехали в другой город, и я попала в класс, где несколько детей занимались в музыкальной школе. Они учились играть на пианино, на скрипке, таскали с собой нотные тетради в папочках со шнурками и разговаривали между собой на непонятном языке, недоступном простым смертным. Сольфеджио, гаммы, сонатина, адажио могу, аллегро не получается, педаль не работает – эти слова казались недоступными простым смертным. А как хотела хоть глазком увидеть пианино! У двоих учеников из нашего класса дома было пианино, и мне не верилось, что можно жить рядом с таким инструментом, не то, что играть на нем.
Я прожужжала все уши родителям о музыкальной школе, и мама обещала узнать, как можно туда поступить, но посоветовала сначала расспросить в классе у тех, кто там уже учится. Надо сказать, что в то время я была очень стеснительной и первая ни с кем не заговаривала, в разговорах только отвечала на вопросы. Но, пересилив себя, подошла к девочке, звали ее Галя Кузнецова, и спросила, как поступают в музыкальную школу. Она сразу огорошила вопросом, есть ли у нас пианино, что без пианино делать нечего в музыкальной школе. В нашей семье, где мама экономила на каждом куске хлеба, а отец брался за любую работу вне своей основной, чтобы вылезти из ссуды, взятой на постройку дома, вопрос о пианино был бы не понят. И я похоронила свою мечту.
Но однажды мой сосед по парте Гена Рашкован пришел в школу с каким-то футляром и все время таскал его собой, а когда садился, ставил рядом с партой. Оказалось, это скрипка. Мечта моя поступить в музыкальную школу вспыхнула заново. Я видела сны со скрипкой, я слышала дивные мелодии во сне, я сочиняла музыку во сне и не хотела просыпаться.
Проснувшись, понимала, что это несбыточные сны; пока мои родители выплачивают ссуду, не стоит и мечтать о музыке.
Фортуна повернулась ко мне лицом сама. В школе ввели обязательное хоровое пение. Каждую перемену нас выстраивали в коридоре у стены, и мы учились петь песни под баян дяди Саши. Дядя Саша жил один, ходил по городу со своим баяном и играл везде, где его просили. Какой – то очень умный человек сообразил пригласить его на работу в школу. Здание школы было из старых построек – огромный коридор-рекреация и классы, выходящие дверями в периметр коридора. Каждую большую перемену нас собирали по классам, выстраивали на скамеечках в конце коридора. Мы долго распевались, потом пели хором разные песни. Первой разучили народную песню – «Во поле береза стояла». Пели мы ее речитативом, вступая последовательно. Получалось очень красиво. Вторая песня пелась на два голоса:
То березка, то рябина, куст ракиты над рекой
Край родной, навек любимый, где найдешь еще такой…
Выводили мы на два голоса, стараясь из всех сил. Не знаю, как другие, а я с нетерпением ждала большой перемены и с воодушевлением пела вместе со всеми. Я так старалась, что обратила своим старанием на себя внимание дяди Саши. Он несколько раз просил меня петь тише, потом поставил в задний ряд на последнюю скамеечку.
Есть у меня такая черта характера – полностью влезать в любимое занятие. Надо ли говорить, что дома я только и говорила о хоре, пела гаммы на все лады, а, пропалывая грядки в огороде, громко распевала «То березу, то рябину», и «Во поле береза стояла». Папа мой не выдержал, достал откуда-то с полатей гармонь. И я с удивлением узнала, что он был когда-то первым парнем на деревне – гармонистом. Он нам рассказывал, как боролся и побеждал на сабантуях, но про гармонь ни слова. К великому огорчению его и моему тоже гармонь совсем рассохлась, и извлечь из неё какие-то мало – мальские музыкальные звуки было невозможно. Видя, как расстроился отец, я пообещала купить ему гармонь. Я и купила ему ее с первой зарплаты, через четырнадцать лет, но он тогда был уже полупарализован, и только гладил гармонь и растягивал ее здоровой рукой.
Это было лирическое отступление в будущее.
Но гармонь не фурычила сейчас и здесь! Я готова была заплакать, тогда мама пообещала выкроить деньги на музыкальную школу, но в будущем году. А пока я продолжала ходить на хоровые занятия и удивлялась своим одноклассникам, под любым поводом сбегающих с этих занятий. Песен мы стали петь больше, пели в основном известные песни, которые часто звучали по радио. Особенно мне нравилась песня про Орленка. Я так и представляла гордую, птицу, раненную пулей, и слезы наворачивались у меня на глазах:
« Орленок, орленок, взлети выше солнца
И степи с высот огляди
Навеки умолкли веселые хлопцы
В живых я остался один…»

А еще мы пели раздольную песню про Щорса:

«Шел отряд по берегу, шел издалека
Шел под красным знаменем командир полка
Эххх, командир полка».

Дядя Саша становился все строже и строже, разделил нас по голосам. Сначала, как обладательницу звонкого и громкого голоса он поставил меня в первые голоса, потом переставил во вторые. Когда я стала громко перевирать всю вторую партию и сбивать вторые голоса, он переставил меня обратно и попросил петь тише. Все эти перестановки нисколько не обижали, я так и продолжала одной из первых в переменку занимать свое место на скамеечке в заднем ряду. Думаю, дядя Саша с удовольствием исключил бы меня из состава хора, но что он мог поделать, наталкиваясь на горящие от восторга глаза маленькой девочки.
Репертуар хора значительно расширился, и однажды наш руководитель объявил, что хор будет выступать на городском смотре художественной самодеятельности. И предупредил, что для чистоты исполнения он прослушает всех поодиночке и точно распределит по голосам, даже поставит оценки за пение. На прослушивание весь коридор заполнили старшеклассники, и нам впервые пришлось петь перед зрителями. Дядя Саша (как только у него терпения хватило!) вызывал всех по очереди, заставлял пропеть под баян или без сопровождения по куплету из любой хоровой песни и всем ставил оценки. Сказано было, что дети, получившие тройку, будут освобождены от хора. Ну, конечно вы догадываетесь, как пытались спеть мальчики, которых порядком утомляло неподвижное стояние. Но дядя Саша строго и справедливо сортировал всех по музыкальному слуху. Троечников было немного, около десяти на два класса. Дошла очередь и до меня. Я смело и независимо пропела один куплет из одной песни, потом из другой. Я пропела ему все песни. Руководитель долго – долго думал, смотрел на меня, потом выдавил,
-Не могу ничего поделать, но поставлю тройку с двумя минусами.
-А в хор ходить можно?
Дружный смех счастливых троечников прервался звонком на урок.

Жили мы на окраине, отделенной от города большим полем. Все новости разносились там со скоростью света. Пока я дошла до дома, на улице уже знали, что круглая отличница получила тройку с двумя минусами и даже петь не умеет. Помню, что задело это только моего отца, мама внешне осталась равнодушной. Я перенесла это хладнокровно и отстраненно, знала, что буду ходить в хор в любом случае.
Дядя Саша был сильно удивлен моим появлением на своем певческом месте, махнул рукой и ничего не сказал. Он поставил рядом со мной нашу лучшую певунью из первого ряда и строго-настрого наказал мне не петь громче моей соседки.
Вот и все.Конец первой серии.