Бункер / Гришаев Андрей Listikov
04.02.2009 19:43:00
Переговоры длились целых два часа, кондиционеры не спасали, и Президент уже проклинал все на свете. Новоиспеченный диктатор республики с труднопроизносимым названием не столько говорил, сколько таращил глаза, его свита, состоящая из явных головорезов, откровенно маялась в непривычных условиях, советник по войне и советник по финансам отвлеченно делали какие-то пометки в блокнотах, а решение так и не было принято.
«Пора завязывать, – подумал Президент и откашлялся, – Хорошо. Мы предоставляем вам два вертолета и танк. На неделю. Вы отчисляете половину дохода с плантаций в течение следующего года. О людях речи идти не может. Люди нужны мне самому. Двадцать винтовок могу продать вам сегодня же. Это все, что я могу сделать».
В свите произошло шевеление, диктатор долго шептался с адъютантом, после чего встал и изобразил на лице подобие перекошенной улыбки. Договор был скреплен рукопожатием.
«Уроды, – думал Президент, возвращаясь с охраной в покои, – Что они слышали о бизнесе? Об ответственности? Половина дохода – как же. Дадут от силы четверть – а что им скажешь? Развязывать войну? Чтоб их…»
Войдя в покои, он с наслаждением выпутался из тяжелого кителя и снял промокшую рубашку. Открыл бар. Холодная пивная бутылка приятно легла в руку.
Глоток… Еще глоток…
Пропищали, напоминая, наручные часы. Двадцатое. В груди привычно затеплилось. Президент неторопливо прикончил остатки пива, и кресло с жалостью выпустило его из объятий. Свежая рубашка и яркий шейный платок: из зеркала смотрел подтянутый мужчина с приятным смуглым лицом. Вот что делает европейское образование. Господи, и что он забыл в этой обезьяньей стране?
Через задний двор он вышел из здания и с двумя охранниками сел в джип. «В пещеры», – коротко сказал шоферу, и машина взметнула облачко желтой пыли.
Дорога занимала полчаса. С деревьев доносились взбалмошные крики птиц, упорно гнездящихся вдоль просеки. Природа не демонстрировала ни умения приспособиться, ни хотя бы подчиниться. В поведении птиц, в этом вечном суетливом и упорном испуге, было что-то типично женское, темное упрямство вперемешку с постоянным удивлением. Президент закрыл глаза. Ему вспомнились тенистые проулки Сорбонны, ночное шампанское на набережной, девушки-художницы с Монмартра… «Эдуард, – говорила ему в постели одна из них, – Ты же типичный парижанин…» Сколько лет назад это было? Четырнадцать? Пятнадцать? Когда-нибудь он все бросит и уедет назад. Заведет жену… Если понадобится, поменяет имя. «Эдуард»… А что, не так уж и плохо.
Машина остановилась. Президент ступил в каменную прохладу. Набрав шестизначный код, он приказал охране ждать у входа, а сам скрылся за массивной дверью. Снова, уже настойчивей, в груди затеплилась радость. Спустившись на лифте, он отпер ворота и убыстренным шагом направился к сокровищнице. Оказавшись внутри, он опять улыбнулся. Ни разу ему не удавалось сдержать улыбку. Вдоль двух стен высились стеллажи. Золотые слитки высшей пробы весомо поблескивали в уютных закутках. Президент взял один слиток и приложил к щеке. Казалось, что от золота исходят волны энергии. Он подошел к выдвижным полкам и потянул верхнюю на себя. Роллексы всех мастей плотными рядами устилали ее пространство. «Как детки», – умиленно подумал Президент.
Подошел к полкам с фарфором, бережно прошелся пальцами по изысканным формам. Щелкнул ручкой сейфа. Запустил пальцы в мешочек черного бархата, утопил в нем руку. Вытащил наугад камень покрупнее, поцокал о зуб…
Двадцать минут пролетели, как одна. Оставалось еще полчаса. Президент прошел в следующее помещение и, постучавшись, открыл дверь. «Мама!» Запахивая халат, она проворно встала с постели, они крепко обнялись, и Президент нежно поцеловал ее в морщинистую щеку.
- Ну, как ты?
- Да я что, жива – и ладно – она засуетилась и принялась торопливо накрывать на стол. – Как там сыночек мой, кровиночка моя?
- Да по прежнему… Укрепляем позиции… Да это тебе не интересно.
Он посмотрел в ее черные встревоженные глаза. «Как у птички» – подумал он.
- На здоровье не жалуешься? Врач не нужен? Может, лекарств еще?
- Не-не-не-не-не… – на одной ноте отозвалась она – Чайку вот… Пей, пей…
Он пил чай и не отрываясь смотрел на маму. «Ах, да, вот, этот тебе», – спохватился он и достал из кармана коробочку.
- Да зачем, да что ты… – залепетала мама, рассматривая сережки. Однако ловко продела их в уши и со старушечьим кокетством приосанилась – Ну, как?
- Ты самая лучшая. Люблю тебя – Радость встречи и гордость за себя растянули лицо Президента в улыбке.
Они долгое время молчали.
- Ну ладно, мне пора, спохватился Президент, глядя на часы – Нет, нет, пирожки оставь себе. Хорошо, только один…
Он снова поцеловал маму и, подойдя к двери, помахал ей рукой. – Я где-то через месяц загляну…
Ключ щелкнул.
Шагая по коридору, он машинально затолкал пирожок в рот. Ни о чем не думалось.
У дверей из пещеры на его голову обрушился страшный удар. «Измена», – теряя сознание, успел подумать Президент. В бункере уже слышался топот ног. Охрана взяла Президента под руки, к нему подошел человек в форме, расчехлил пистолет и выстрелил в голову.
«Пора завязывать, – подумал Президент и откашлялся, – Хорошо. Мы предоставляем вам два вертолета и танк. На неделю. Вы отчисляете половину дохода с плантаций в течение следующего года. О людях речи идти не может. Люди нужны мне самому. Двадцать винтовок могу продать вам сегодня же. Это все, что я могу сделать».
В свите произошло шевеление, диктатор долго шептался с адъютантом, после чего встал и изобразил на лице подобие перекошенной улыбки. Договор был скреплен рукопожатием.
«Уроды, – думал Президент, возвращаясь с охраной в покои, – Что они слышали о бизнесе? Об ответственности? Половина дохода – как же. Дадут от силы четверть – а что им скажешь? Развязывать войну? Чтоб их…»
Войдя в покои, он с наслаждением выпутался из тяжелого кителя и снял промокшую рубашку. Открыл бар. Холодная пивная бутылка приятно легла в руку.
Глоток… Еще глоток…
Пропищали, напоминая, наручные часы. Двадцатое. В груди привычно затеплилось. Президент неторопливо прикончил остатки пива, и кресло с жалостью выпустило его из объятий. Свежая рубашка и яркий шейный платок: из зеркала смотрел подтянутый мужчина с приятным смуглым лицом. Вот что делает европейское образование. Господи, и что он забыл в этой обезьяньей стране?
Через задний двор он вышел из здания и с двумя охранниками сел в джип. «В пещеры», – коротко сказал шоферу, и машина взметнула облачко желтой пыли.
Дорога занимала полчаса. С деревьев доносились взбалмошные крики птиц, упорно гнездящихся вдоль просеки. Природа не демонстрировала ни умения приспособиться, ни хотя бы подчиниться. В поведении птиц, в этом вечном суетливом и упорном испуге, было что-то типично женское, темное упрямство вперемешку с постоянным удивлением. Президент закрыл глаза. Ему вспомнились тенистые проулки Сорбонны, ночное шампанское на набережной, девушки-художницы с Монмартра… «Эдуард, – говорила ему в постели одна из них, – Ты же типичный парижанин…» Сколько лет назад это было? Четырнадцать? Пятнадцать? Когда-нибудь он все бросит и уедет назад. Заведет жену… Если понадобится, поменяет имя. «Эдуард»… А что, не так уж и плохо.
Машина остановилась. Президент ступил в каменную прохладу. Набрав шестизначный код, он приказал охране ждать у входа, а сам скрылся за массивной дверью. Снова, уже настойчивей, в груди затеплилась радость. Спустившись на лифте, он отпер ворота и убыстренным шагом направился к сокровищнице. Оказавшись внутри, он опять улыбнулся. Ни разу ему не удавалось сдержать улыбку. Вдоль двух стен высились стеллажи. Золотые слитки высшей пробы весомо поблескивали в уютных закутках. Президент взял один слиток и приложил к щеке. Казалось, что от золота исходят волны энергии. Он подошел к выдвижным полкам и потянул верхнюю на себя. Роллексы всех мастей плотными рядами устилали ее пространство. «Как детки», – умиленно подумал Президент.
Подошел к полкам с фарфором, бережно прошелся пальцами по изысканным формам. Щелкнул ручкой сейфа. Запустил пальцы в мешочек черного бархата, утопил в нем руку. Вытащил наугад камень покрупнее, поцокал о зуб…
Двадцать минут пролетели, как одна. Оставалось еще полчаса. Президент прошел в следующее помещение и, постучавшись, открыл дверь. «Мама!» Запахивая халат, она проворно встала с постели, они крепко обнялись, и Президент нежно поцеловал ее в морщинистую щеку.
- Ну, как ты?
- Да я что, жива – и ладно – она засуетилась и принялась торопливо накрывать на стол. – Как там сыночек мой, кровиночка моя?
- Да по прежнему… Укрепляем позиции… Да это тебе не интересно.
Он посмотрел в ее черные встревоженные глаза. «Как у птички» – подумал он.
- На здоровье не жалуешься? Врач не нужен? Может, лекарств еще?
- Не-не-не-не-не… – на одной ноте отозвалась она – Чайку вот… Пей, пей…
Он пил чай и не отрываясь смотрел на маму. «Ах, да, вот, этот тебе», – спохватился он и достал из кармана коробочку.
- Да зачем, да что ты… – залепетала мама, рассматривая сережки. Однако ловко продела их в уши и со старушечьим кокетством приосанилась – Ну, как?
- Ты самая лучшая. Люблю тебя – Радость встречи и гордость за себя растянули лицо Президента в улыбке.
Они долгое время молчали.
- Ну ладно, мне пора, спохватился Президент, глядя на часы – Нет, нет, пирожки оставь себе. Хорошо, только один…
Он снова поцеловал маму и, подойдя к двери, помахал ей рукой. – Я где-то через месяц загляну…
Ключ щелкнул.
Шагая по коридору, он машинально затолкал пирожок в рот. Ни о чем не думалось.
У дверей из пещеры на его голову обрушился страшный удар. «Измена», – теряя сознание, успел подумать Президент. В бункере уже слышался топот ног. Охрана взяла Президента под руки, к нему подошел человек в форме, расчехлил пистолет и выстрелил в голову.