Компанией верховодила Лилька из сорокового дома. Она состояла на учёте в милиции (о том, за какие подвиги, по двору ходили легенды, и, если им верить, с каждым днём Лилька становилась всё ужаснее и ужаснее), не один раз оставалась на второй год и в седьмом классе она уже получила паспорт, ругалась матом и очень опекала маленькую сестрёнку. Впрочем, ходили слухи, что это на самом деле не сестрёнка, а дочка, которую она родила лет в 13 или 14. Переехали они к нам не так давно, так что точно никто не знал, но в девочке явно были те же южные крови, что и в Лильке, на русскую маму она походила мало, а папы в семье не было. Кроме мальчишек из компании, она общалась и с теми, кто нам, пяти-шестилетним, казался взрослыми дядьками. Часто эти дядьки лет двадцати или даже старше совали кому-нибудь из гуляющей у подъезда мелюзги рубль или даже трёшку и просили сходить на третий этаж, квартира прямо, и сказать Лильке, чтоб быстрей собиралась, её уже заждались. Как я теперь понимаю, скорее всего, это были её клиенты, но кто ж теперь знает.
Кроме Лильки, постоянных девочек в компании не было, остальные приходили и уходили по мере возникновения и прекращения «любви» с компанейскими мальчиками. По вечерам они собирались на лавочках. Девочки сидели на коленях у мальчиков, все пили пиво или портвейн «Три топора» (батарея бутылок утром мешала открывать дверь подъезда) и закусывали семечками, курили (дым шёл к нам в окно) и о чём-то очень громко разговаривали. С наступлением холодов они перебирались в подвал, облюбовав почему-то наш подъезд. Старшая по подъезду регулярно вызывала милицию и собирала с жильцов деньги на новые замки и решётки, но ничего не помогало: максимум через три дня после укрепления обороны из подвала снова доносились громкие голоса и запах табачного дыма. Война «этих подвальных» (так их называли в разговорах мои родители) и жильцов длилась года полтора. В ход шли все средства, но ничего не помогало. Когда они разбили какому-то «домашнему мальчику» очки, милиция их слегка припугнула, но оснований для возбуждения дела не нашла.
Закончилось всё в течение буквально пары недель само по себе. Лилькина мама вышла замуж, и они куда-то переехали. На её проводах один мальчик сильно напился и, не дойдя до дома, заснул в сугробе, после его похорон компания распалась.
Большинство из «подвальных» жили в соседних домах, так что проследить, что с кем стало, несложно. Многие не дожили и до тридцати: кто погиб в пьяной драке, кто сел за кражу и умер в тюрьме от гепатита. Один, сев на иглу, стал тащить всё из дома, когда родители его за это выгнали, ушёл жить в подвал, и что именно с ним там случилось, теперь не установишь. Впрочем, вполне положительного вида пузатый мужчина с ранними залысинами из крайнего подъезда тоже из них, и неизвестно, о чём он думает, каждый день проходя мимо надписи на стене «Виталик+Юля= любовь» (надпись делалась на не до конца засохшей цементной «заплатке» железным прутом, поэтому держится не первый десяток лет)...