КРОЛИК И МЕЧТА

На берегу Реки Джэбз сидел голый кролик Мокрнг и считал деньги:
- Шибшти шешьть, шибшти шемь, шибшти вошемь…
Но ворона Элспсц, стерва, одноглазая летающая дрянь, подкараулила момент, сделала все так аэродинамически точно и безукоризненно, что фраза «деньги не пахнут» перестала иметь смысл. Или шмышл. Что одно и тоже.

- Ты! Тварь! – заорал Мокрнг, но Элспсц, выйдя из прицельного пике, лишь каркнула сверху что-то обидное, наглое, без меры и пародирующее его врожденную шепелявость.
Потом она включила форсаж и превратилась в точку.
- Шука! – Только и оставалось прошептать, сузив глаза в надменном прищуре.

Кролик опустил взгляд в траву, он не хотел видеть, как точка превратиться в ничто.
Купюра безнадежно испорчена. Честь поругана. Выхода нет…
- Шибшти вошемь… – произнес задумчиво Мокрнг. Купюра – последняя, и как раз ее
не хватало для расчета, потому что шибшти вошемь минус одна загаженная останется шибшти шемь! А надо ж было – шибшти вошемь!

- Тварь! Ишчадие адшкое… Укокошу гадину!

Мокрнг помахал за горизонт бумерангом, которым не смог воспользоваться, оттого, что лапы были заняты, и, забросив его подальше в кусты, чтобы подобрать на обратной дороге, побрел к Еноту…

- О! – сказал Енот Юкнг. – А чего это ты такой голый?
- А!... – махнул рукой кролик и показал купюру.
- Уууу... – посмотрел Енот на бумажку с двух сторон… – Элспсц?
- Она…Тварь…
- Да…брат ты мой… – и Енот пошел смотреть свои шампуни, отбеливатили, отпариватели,
различные присыпки, идентичные натуральным, также отшмякиватели, отскребыши и импортные антиутопители.

Кролик смотрел со страхом, как Юкнг швыряет в разные растворы, мнет и давит на купюру, Мокрнг то и дело подскакивал, тянулся к ней, будто в последний раз, но Юкнг останавливал его холодным бесцеремонным взором профессионала и только покрякивал довольно, разглядывая заново рождаемую на свет бумажку.

- Готово!
Енот подсушил феном поверхность, поглядел на солнце через микроотверстия в хитро устроенной денежке и вернул ее кролику.
- Шибшти вошем! – обрадовался Мокрнг, складывая деньгу поверх остальных.

- Ошибаешься, – возразил Юкнг, – взял у кролика пачку, отсчитал оттуда пять купюр и вернул обратно. – Шибшти три! Пять за работу. За химию. Импортная. Андестенд?

- Аааа… – только и успел сказать в ответ кролик, как енот уже жал ему лапу у калитки и благодарил за сотрудничество.
- Заходи… – махнул он на прощанье и исчез за забором.
Тут же включилось радио, и сразу – заёрничали, заглумились припевами лесные шансонье.

А кролик стоял, охваченный сильным чувством, название которому он еще не знал.
Он все пытался вспомнить – как оно называется, но на ум шли только нехорошие слова,
хорошо рифмующиеся с лесным шансоном, так что кролик нескоро отошел от ступора,
бредя по тропинке и склоняя одно и то же пакостное словечко в разные падежи.
В конце концов, он добрел до поляны, где жил Медведь Свингл, развернулся в сторону енотова жилища и громко произнес это слово – туда, на юго-восток, в обитель Юкнга.

- Чего орешь?
Морда медведя возникла в затуманенном мозгу кролика и затем материализовалась в реальность.
- Ни хрена шебе! – сказал Мокрнг и чуть не свалился в обморок.
- Тихо, гад, не падай, – Поймал его косолапый, – А лучше говори как на духу: что ты, гад, тут делаешь, и чем ты так, гад, встревожен?

И кролик рассказал все.
Он трясся губой, загибал пальцы и все пришепетывал: – Было шибшти вошем, потом эта
шука: штало шибшти шемь, а потом опять, понимаш, шибшти вошемь, а потом шибшти три! Ты понимаш? Шибшти! Три! Почему три?!

И Мокрнг набрался храбрости и опять произнес это слово в сторону енотова жилья.
Медведь поморщился от чужой нецензуршины и стал чесаться.
Он долго чесался, то закатывал глаза, то, напротив, опускал их вниз и кряхтел…
Потом сказал задумчиво и с угрозой:
- Короче.
- Что? – не понял кролик.
- Короче, пошли, – сказал Медведь Свингл, взял кролика: как ребенка – за руку и они пошли к еноту.

Перед забором медведь остановился. Он вынул из-под мышки скомканную милицейскую
фуражку с красным околышем, плюнул на кокарду, потер ее и нахлобучил головной убор себе на макушку.

- Ты вот что, ты подожди тут. А я зайду. Понял?
- Ага!
- Ну, стой тут. Никуда не уходи, смотри. – Сказал медведь, аккуратно вынес калитку плечом и зашел к еноту.

Тут же включилась очень громко музыка и сквозь нее долетали крики енота, звон битой посуды и то самое слово, которое прокричал кролик, так глубоко запавшее в душу медведю.
- Рраз! – кричал Свингл в ярости, разбивая что-то на глазах енота. И тут же рифмовал свой крик с этим словом. Опять бил и опять рифмовал. Получалась очень звонкая поэма.

Наконец, медведь вышел, неся, как официант, на серебряном блюде, пять купюр, а на его лапе болтался, на манер полотенца, полудохлый Юнгл.
- Вот! – произнес медведь с пафосом, скинул с лапы енота и протянул кролику пять денежек на подносе. – Поднос я себе беру, на память, – пояснил он.
Кролик, с благодарностью и воодушевлением, тревожно поглядывая на енота, взял с подноса хрустящие бумажечки, закатил глаза от счастья и охватившей его радости,
и произнес с трепетом в душе:

- Шибшти вошем!....

- Ошибаешься, – Услышал он голос дежа вю. – Скрягти четыре!...Половина мне за труд.

Медведь влез к нему в лапку, честно отсчитал своё, и хрустнул деньгами обратно
в похудевший кулак.
- Да, кстати… А чего ты такой? Голый какой-то?
- А… – махнул лапой Мокрнг, затрясся весь и пошел – куда глаза глядят, сдерживая в себе снова вернувшееся к нему прилипчивое словечко.

И пришел кролик на берег Затухцыцкого озера, сел на бугорок, и стал горько-горько плакать.
И причитал он, и шепелявил свои цифры, называл медведя и енота всякими непотребными словами, проклинал всех зверей и мать их, клял также свою судьбу, происхождение и вид.
Пока не подползла к нему змея Крзэц.

- Шшибшшти вошшемь, говоришшш? – прошипела змея.

И рассказала – что надо делать. Надо идти ко Льву. Он принципиальный мужик, президент, отец леса, он – поможет.
Змея отговорила своё, а кролик, зажав в лапку деньги, чтобы и она не спросила
чего-нибудь материального за совет – побежал в логово Правительства Леса.

Там было на удивление пусто.
Бегемот спал в бюро пропусков, охраны и вовсе не было, так что Мокрнг проскользнул
прямиком на второй этаж, и зашел на цыпочках в кабинет с надписью «Лев Баццр».

За столом огромного кабинета никакого Льва не видно было и в помине, а зато сидел там Хомяк Зюгнз и что-то пересчитывал в выдвинутом ящике стола.

- А где лев? – спросил кролик.
- А тебе какое дело? – нагло отвечал хомяк. – Ты по личному?
- Да.
- Прием по пятницам.
- Так сегодня пятница!
Хомяк недовольно поглядел на календарь, на часы, опять на календарь…
- Лев уехал.
- Как уехал…куда? – опешил Мокрнг, теряя последнюю надежду.
- На кладбище уехал.
- Кто-то умер? – обеспокоился кролик, вспоминая енота.
- Умер. Лев сам и умер. И уехал на кладбище. Я за него. Тебе чего?
- Лев? Так он же здоровяк был…
- Ага…Много ты знаешь…Здоровяк. Он не в себе ходил последнее время. Бредил идеями реформ, принципиалил некстати, лез во все…Вот и выпал случайно из окна, и его тут же переехал грузовик и еще для верности газонокосильщик на него налетел свой косилкой
четыре раза подряд. Посадили его. Пожизненно.
- Кого? – помрачился умом Мокрнг.
- Кого посадили? Ну, ты дурак, кролик. Газонокосильщика, конечно! А льва – положили.
И закопали. Я теперь за льва. Тебе чего?
- Мне…
Кролик задумался, находя в себе нехорошие предчувствия.
Хомяк ведь теперь был исполняющим обязанности Президента.
А словечко-то опять начало крутиться в голове, да еще во множественном числе, и рвалось на свободу…Не ровен час…Можно ведь и отправиться в гости к газонокосильщику.

- Чё молчишь, заяц облезлый? – наглел тем временим хомяк, но как-то еще робко наглел, не профессионально…И тогда Мокрнг все же решился рассказать как есть всю правду и требовать справедливости от Правительства, власти и самого И.О. Президента – хомяка Зюнгза.

- Ах, подлец! – обнадеживающе сказал, прищурившись, Зюнгз, когда кролик отшепелявил ему все свои шибшти. – Мы его паскуду, после всех приколов отправили на экологию, реноме свое восстанавливать – а он, опять за старое… Ну, тварь!...
И хомяк набрал номер.

И через пятнадцать минут привезли медведя.

Из-под стола выползла сонная черепаха-адвокат, напялила парик и мантию. Хомяк тоже искал мантию, но нашел только полотенце и парик Льва, очень ему большой и все время съезжающий на бок.

- Ты, козел, отдай кролику деньги! – Произнес приговор Хомяк.
- Воистину отдай! – согласилась черепаха-адвокат.

Медведь, пожал плечами, выразительно поглядел на кролика и сунул ему в лапку все его бумажки.
- Пересчитай, заяц! – Потребовал судья-хомяк.
Кролик, тряся лапками, пересчитал купюры: – Шибшти вошемь. – Сказал он, на всякий случай больше не радуясь.
- Пошел вон, медвежья харя! – Скомандовал хомяк и медведя увели.

Черепаха Здрябдц и И.О. сняли мантии, парики, похохотали над медведем и уставились на Мокрнга.
- Ну, детка, – Сказала черепаха-адвокат, – Что надо сказать Высокому Суду?
- Ээээ…Спасибо…
- Так. Еще?
- Еще?
- Да.
- Пожелать…мира…процветания?
- Ну…и?
- А что еще?
- А еще надо оплатить услуги адвоката. Скрягти четыре денежки.
Черепаха взяла бумажки у мертво стоящего Мокрнга, отсчитала свой гонорар и ушла не спеша.

- А госпошлину оплатишь в казну – в банке, завтра, знаешь где банк? У сороки Стрингл.
Столько же. Скрягти четыре.

Слова хомяка доходили до кролика как через вату.
Тогда хомяк подошел к нему, вынул все деньги из его лапки и положил их себе в стол.
- Сделаем проще. Казна-то вот она, в столе у меня. Так что радуйся, заяц, я тебе сэкономил два процента за перевод. Кстати, чего ты голый-то ходишь? Неэтично.

Мокрнг уже уходил, подавленный, убитый, и вдруг, услышав последнюю фразу, развернулся на хомяка и спросил, скривившись: – Что?

- Голый чего ходишь?
- Голый? – переспросил кролик и медленно двинулся в сторону стола, – Я тебе расскажу –
почему я голый. Это у вас, ворюг, по двадцать шкурок запасных, а у меня одна, понял?
И я ее постирал сегодня. Сушится, понял?
- Понял, понял! – Забеспокоился хомяк, ошарашенный решимостью кролика и тем, что тот, сам не понимая, вдруг совершенно перестал шепелявить… – Иди! Иди, любезный…

Мокрнг остановился, глянул на перепуганного хомяка, плюнул себе под ноги и вышел.

Подходя к дому, он обнаружил, что является полным и окончательным дураком.
Ведь он ушел, и не убрал с веревки во дворе свою единственную шкурку.
А ведь ее могли украсть и что тогда?... Как тогда жить? А зима?...

…Но она висела…чистая…сухая…ее никто не украл. Не успели…

Кролик был так рад этому, что даже не огорчался уже потерянным деньгам и потерянной мечте, на которую он откладывал деньги половину своей жизни, ведь кролики не слоны, они живут очень мало, не успеешь отложить – как уже умирать надо.

Он даже не огорчался торчащей из ящика бумажке – это пришел счет… за перевод госпошлины…Быстро пришел.

Кролик нацепил свою шкурку, стал перед зеркалом и глядел на себя – как он красив в ней, своей единственной, но такой белой, пушистой шкурочке, напевая в очень, очень множественном числе, то самое новое слово, которое за сегодняшний день стало его самым востребованным, самым главным и самым заветным…