Мы, признаться, не поняли, что у нас получилось. Машина сильно гудела, лабораторский электросчетчик крутился, как бешеный, а видимых изменений ни в чем не происходило ни в машине, ни около. Регистратор отсчитывал какие-то условные частицы, лампочки на пульте заговорщицки перемигивались, а внутри аппарата что-то периодически повизгивало и поскрипывало. А потом вдруг: бабах! – во всем районе погас свет. Видимо, вырубило подстанцию. Но наша машина и не думала сдаваться, а все так же гудела и временами радостно взбулькивала. На эти звуки в полной темноте к нам в лабораторию пробралась Машка. Посмотрев на не перестающие мигать лампочки, Машка восхитилась:
- Кррруууть! А чего она делает?
- Да так…, – многообещающе сказал Костя, – на мезоном уровне….
Машка – страшно любопытная натура, и пусть работает всего-навсего лаборантом у аспиранта Гулина, но по сути она испытатель-экстремал. Машка покрутила в пальцах китайский ластик и сунула его машине в приемное устройство. Костя ринулся, было, остановить Машку, но не успел. Машина протащила ластик себе в утробу, …но ничего не выдала, даже звук не изменился.
- Куда это она его? – спросила Машка.
- Да так…, – неопределенно пробормотал Костя, – тонким слоем…
Машка сделала всем лицом:
- Ага, понятно!
Следующим в жертву машине был принесен металлический рубль. …И опять ничего не произошло.
Машка пришла в полный восторг:
- Фигассе!!! Хреновы нанотехнологии?
- Да так…, неуверенно ответил Костя, – самоконвертация…
А я молчал.
Потому что дело кофейника, даже с программным обеспечением на девятнадцать режимов – готовить кофе, а не вмешиваться в научные разговоры. Кстати, для чего получился я – мы с Костей тоже поняли не сразу.