Новые кирпичи, сваленные в аккуратную кучу, издалека напоминали Хеопсову пирамиду, ярко-оранжевого цвета.
Атон вышел наружу и, щуря глаза, оглядел окрестности. Сизое солнце кувыркалось в зените. Кинув монетку, он выбрал путь по раскаленному, почерневшему асфальту дороги, которая была огорожена ровными, гладкими, как домино, гранитными глыбами. Круглый шар солнца капал золотом в глянцевые лужи.
Шествуя по необычайно-зеленому лугу, Атон приметил согбенного, седого старика. Одет он был просто – домотканая рубаха до колен, штаны и старые-престарые лапти. Приблизившись, Атон увидел, что старик держит косу-литовку и улыбается морщинистыми старушечьими глазами.
– Буду помнить, что я ниже Бога! – рассмеявшись беззвучным смехом, по-французски произнес старик. На груди его, в такт хохоту качался блестящий орден Иоанна Иерусалимского. Стена домов загородила солнечный свет, и поэтому старичок погрузился в тень, прежде чем произнес последнее слово.
Атон открыл первую попавшуюся дверь. Пологая, но опасная лестница привела его к огромному бассейну. Очертания этого водоёма, в общих чертах повторяли очертания Средиземного моря. На противоположном берегу курился маленький Везувий. Атон сел на бледно-желтый кафель бортика и погрузил ноги в прохладную жидкость. Рядом, мальчик, постриженный под Элвиса Пресли, спускал на воду старомодный кораблик. Парусник назывался «Мэйфлауэр». Почувствовав на себе пристальный взгляд, ребенок забеспокоился и, бросив свое занятие, подошел к Атону.
– Сэр, купите газету «Речь» , всего 12 копеек, – тихим, но визгливым голосом сказал он. – Купите, а то пожалеете…
Юный продавец засунул в рот здоровенный кусок пареной кукурузы и смачно зачавкал. Атон достал бумажник, отдал 2 золотых подошедшему горнолыжнику с взглядом дикаря и профилем Римского-Корсакова. Не поблагодарив, горнолыжник оттолкнулся обеими ногами от борта и через минуту оказался чёрной маленькой точкой на склоне холма.
Наконец-то, Атон выбрался из пещеры, где провёл битых три часа, в поисках кенотафии Катьяяна . Эта дурацкая затея пришла ему в голову ещё в то время, когда не было таблеток от бессонницы. Теперь же, в голове звучала навязчивая мелодия Дюка Дюпре , а перед глазами стоял лик византийской принцессы Елены, умершей от тоски, когда пятерых её сестер сослали в монастырь. Хотя, Атона и бедную сестру императора Романа разделяло без малого 1000 лет, он часто жалел эту несчастную девушку.
Выйдя из пещеры, Атон снова увидел мальчика.
–… А если купите, то не пожалеете! – закончил он длинную тираду, протягивая свежий номер «Искры». На первой полосе, крупными, как осенние гуси, буквами, помещалось красочное объявление: «Бичую либералов. Г-н Чернышевский. Адрес такой-то…» Атон представил горы. Жалкое жилище, монастырь св. Бернара. Монахи с громадными и лохматыми псами рыщут в поисках заблудших и замерзших путников. Если найдут – радость, будет ужин. Во дворе монастыря, игумен Чернышевский сечет ивовой веточкой кровавую спину Герцена или Огарева.
Атон вышел на палубу, там дул ласковый, но холодный северо-западный ветер и норовил сорвать одежду. Интеллигентного вида матрос в прекрасно выглаженных клешах тянул шкот. Русые волосы и пенсне на носу, делали его похожим на Чехова. «Фамилия!» – хотел было рявкнуть Атон, но сдержался и ударил моряка в лицо. Тот закашлялся, нагнулся и поднял 2 золотых.
– Вот, Вы обронили! – с улыбкой сказал он, держа на ладони монетки. – Когда я был в театре, и мне не нравилась пьеса, то я …
Атон пристально рассмотрел бедного матроса. Он имел маленькие уши, длиннейший нос и сильно выступающие вены. На Чехова матрос совсем не походил.
– Карнеги читай, дурак! – грубо, но без злобы прервал Атон монолог моряка, взял монетки и спустился в трюм, где уже заканчивался какой-то спектакль.
На сцене, изображающей декорации средневекового театра, стоял небольшой, но прочный топчан из красного дерева. На нем помещалась беременная женщина, одетая в сари. Сидящий рядом мужчина, держал руки на животе будущей матери и произносил формулы. Минуло полчаса, погасло несколько примусов, окружающих сцену. Беременная поднялась, съела два боба и ячменное зерно, которое держала в руках, затем под звуки литавр удалилась за кулисы. Зрители захлопали в ладоши, достали из карманов восковые свечи и фигурки из теста, после чего, стали их дарить друг другу, обмениваясь сочными поцелуями. Мужчина на сцене скинул пурпурный плащ, крикнул в мегафон: «САТУРНАЛИЯ!» и с размаху всадил финский нож в вестфальскую свинью, подведенную к нему двумя неграми. Животное истекло кровью и тупо уставилось немигающими глазами в партер.
Атон выплюнул жвачку, выругался и заказал стакан виски. Рядом сражались на бильярде два иностранца. Атон тяжело влез на зеленое сукно игрального стола. Иностранцы удивились, побросали кии на ковер и быстро-быстро заговорили по-итальянски. Затем, один из них взялся за гитару, и оба принялись исполнять сальтареллу. Мелодия народного танца постепенно переходила в Итальянскую симфонию Мендельсона, а потом, в Свадебный марш. Когда раздались самые трогательные и пронзительные аккорды марша, распахнулись чугунные двери и вошел высокий, безбородый человек, таща за собой недоеденную вестфальскую свинью. На спине её красовалась фиолетовая печать «Пенфей» .
– Богов кормить будем! – возвестил безбородый, подволок тушу к газовой плите и стал разводить огонь. Следом шли молодые и бросали многочисленным детям сладости и орехи. Дети же, в ответ, осыпали парочку ячменным зерном и обливали водой.
Стихли мендельсоновские звуки. Жених, упитанный молодой человек, громко представился гостям: «Антиох Сотер». Потом, подошел к поверженной свинье, ласково погладил её морду и сдавленным голосом, нараспев произнес:
– Рыло хоботообразно удлиннено-о и оканчивается кружком, несущим но-о-здри!
Антиох упал на тело свиньи и горько заплакал. Невеста, эмансипированная девица, в хорошо отглаженных брюках, кинулась успокаивать своего благоверного. Вокруг зашумели.
– Уши большею ча-астию заострённые-е и торчащие-е! Глаза маленькие-е. Кишечник в 10 раз длиннее тела-а. Имеется слепая кишка-а…– обливаясь слезами, голосил жених. – Мечет тако-о-е значительное количество поросят, как никакое другое-е млекопитающее!
В зале кто-то заплакал. Сотер продолжал стонать:
– Живут во всех странах света, кроме материка Австралия…
Вдруг, все затихли. Жених перестал биться в истерике над трупом свиньи и поднял мокрые глаза на невесту.
– К-как так, кроме Австралии? – робко, но недоуменно спросил безбородый, нарушив всеобщее оцепенение и тишину.
– Как, не живут? – растерянно озираясь, повторил он. «Как, как не живут… Не живут в Австралии… Не живут… В Австралии…» – озабоченно забубнила толпа.
– В Австралию! Все в Австралию! – срывающимся фальцетом закричала невеста и первой ринулась к выходу.
Атон постоял на бильярдном столе, допил виски и закрыл глаза. «Должно быть, под подобными впечатлениями великий Генрих Ипполитыч Семирадский написал великолепные полотна «Исаврийские пираты продают свою добычу» и «Диоген разбивает свою чашу».
Когда Атон открыл глаза, то первым делом увидел перед собой тумбу с афишами. Прыщавый подросток деловито наклеивал новый плакат «Вступайте в тайное общество Розенкрейцеров. Анонимность гарантируется. Запись по адресу…» Адрес, Атон прочесть не успел, так как его отвлек, подъехавший на оленьей упряжке неизвестный. Одет он был так, как обычно одевались древние греки, идя на симпосий. «Диоген, наверное…» – подумал Атон.
– А ты знаешь, что сказал про меня Цицерон? – с ходу спросил наездник. Атон пожал плечами, загреб горсть снега и растер лицо. На душе похорошело.
– Цицерон сказал, что я истинный благодетель окружающей среды, – похвастался незнакомец. – У меня есть собственный способ выражаться, он назван «хилоновским способом»!
– Так Вы, Диоген? – поинтересовался Атон.
– Нет, я – Хилон , я – мудрец!
– Хватит трепаться, мудрец! – раздался злой, но не грубый голос. Атон обернулся. Перед ним стоял гражданин, одетый так, как обычно одевались римляне, идя в термы.
– Позвольте представиться, – сказал он и раскланялся на манер королевских мушкетеров. – Кола ди Риенцо, нотариус Рима, рыцарь, Кандидат Святого Духа, друг Вселенной, августейший трибун …
– Сын трактирщика, – закончил за него Хилон.
– Пшёл в-о-о-он! – разгорячился Кандидат Святого Духа и стал размахивать извлеченной из-под тоги шпагой. Завязалась короткая, но бескровная схватка. Хилон, с расцарапанной шеей и со словами: «Познай себя, придурок!» поспешно ретировался в северо-западном направлении. А друг Вселенной, любезно взяв Атона под ручку, повлек его вдоль по улице.
– Ну, вот, дорогой друг, мы и дома! – ласково произнес августейший трибун. – Сейчас устроим маленький феодальный Мекленбург!
Рыцарь, добродушно улыбаясь, ввел гостя в полуразрушенный, но уютный замок. Замок походил на игрушку, такой он был чистенький и прибранный. У ворот стоял лысый японец в очках. В одной руке он держал огромного размера глобус из папье-маше, а в другой – трехгранный штык. Невдалеке расположилась живописная группа лиц, над которой возвышался, стоя на трибуне, мужчина средних лет, но весь в шрамах.
– Каким налодам ты несёсь фойну? – спросил у порубленного оратора любознательный японец.
– Тем, кто прогневал Бога! – по театральному, но грозно вскричал порубленный и под аплодисменты вонзил копьё в макет Земли, где-то в районе Италии.
– Это, Гензерих развлекается, – прокомментировал Кола ди Риенцо. Атон закурил сигарету. В это время, толпа, во главе с Гензерихом, весело валила мраморную колонну. Атон бросил окурок. Люди Гензериха сидели на обломках поверженной колонны и перематывали портянки. Между ними ходил священник и раздавал банки со сгущенкой…

Со стороны пустыни, неся песок в складках кожи, приближалась восьмерка слонов, впряженных в деревянную, скрипучую, но изящную повозку. Она везла груду камней и барабан в виде песочных часов. Рядом, на белом, будто холодильник, быке, ехал пучеглазый индус с красной рожей, синей шеей и забинтованной головой. На нём были хорошо отглаженные рубиновые брюки и сюртук, надетый на голое тело.
Правый передний слон махал короткими ушами и длинным хоботом. На спине у него вздулись жилы, слон боязливо озирался. «Обладающий зубами, как цветы», – подумал Атон и приблизился к забинтованному индусу. Тот, выдохнул изо рта дым и шумно, но со вкусом поздоровался. Потом, взял барабан и сыграл лезгинку.
– Я ищу кенотафию Катьяяна, – честно сказал Атон, исполняя грузинский танец, и пнул, подвернувшуюся под ноги собачонку.
– А-а-а, это, тот грамматик, что мог запомнить целую театральную пьесу? – уточнил пучеглазый, слезая с быка.
– Да, он жил примерно во втором веке до Христа, – услышал Атон рядом свой голос, и, повернувшись, увидел человека, удивительно похожего на себя. То же египетское лицо, тот же кремовый костюм-тройка.
– Кстати, собачку зовут Гаруспик , она умная! – укоризненно произнес краснорожий индус, смахивая с бровей скупую слезу. Атон поглядел на себя и немного удивился. На нем была форма американского морского пехотинца. Он повернулся, чтобы уйти, но вдруг, заметил, что не только мужчина в кремовом пиджаке внимательно слушает забинтованного индуса, но и морской пехотинец тоже. Атон снова оглядел себя – на ногах мокасины. Подняв голову, он увидел индейца, слушающего пучеглазого индуса. Атон рассмеялся. Появился китайский крестьянин в соломенной шляпе, затем ассирийский воин, затем, несколько шотландцев в клетчатых юбках, взвод латышских стрелков, австралийские аборигены…
К обеду, вся окрестность представляла собой некую глобальную сходку всех времен и народов, точнее, народов всех времен. Посреди этой колоссальной толпы возвышались 8 слонов.
Когда вечерняя заря косыми лучами осветила огромное скопище людей, Атону почудился в колыхании человеческого моря, шум воды, разбивающейся о скалы. Он увидел, как белый бык летает над грудой камней в повозке. Он услышал, как бык кричит, словно чайка. Он увидел, как из волн поднялась гигантская черепаха с забинтованной головой и поставила на свой панцирь скалу. Он услышал матерную ругань рабочих, в промасленных комбинезонах. Он увидел, как эти рабочие появились на вершине скалы и побросали в море бутылки с недопитым кефиром. Опустив в море конец каната, рабочие стали его крутить. Вода вспенилась и пошла нефтяными пятнами. Рабочие, обливаясь потом и сменяя друг друга, вращали канат. Наконец, на поверхности появилось несколько нимф, за ними вылез из пучины белый конь. Рабочие обрадовались и впрягли коня в канат. Конь и рабочие продолжали трудиться, не покладая рук. Вскоре, труды принесли очередные плоды – всплыл чёрный ящик. Открыв его, нимфы увидели увесистый камень. Камень был драгоценным, у женщин загорелись глаза. Упорные рабочие не удовлетворились блестящим даром природы и ещё энергичнее стали вращать свое орудие. Через полчаса, всплыла упитанная, круторогая корова, с полным, упругим выменем. Работяги наполнили кефирные бутылки свежим молоком, подкрепились и, затянув «Дубинушку», снова взялись за канат. В полночь из моря неожиданно появилась Луна. Рабочие заматерились, но работу не прекратили. Долго ничего не появлялось. Некоторые объявили бессрочную забастовку, и пошли спать с нимфами. Но, самые стойкие остались и продолжали процесс производства.
И вот, с первыми лучами Солнца из воды вышел врач богов ДХАНВАНТАРИ. Он держал в руке бутыль с напитком бессмертия – Амртой. Водная гладь покачнулась. Рабочие, с криками: «Банзай!», бросились в море. Море ещё раз покачнулось и стремительно опрокинулось. Атон увидел, что белый бык летит, как реактивный, оставляя за собою пушистый, белый след. Атон увидел, как скала засияла, будто солнце. Атон услышал, как нимфы, конь и корова запели, словно жаворонки в знойном небе.
Он лежал лицом вверх на скошенном ячменном поле. Рядом стояла бутылочка доктора Дханвантари. Атон сделал два глотка – вкус напоминал рисовую водку. Он полежал немного и вдруг заметил, что горизонт постепенно поднимается. Он заметил, что горизонт, как бы скручивается в трубку.… И, вот, вокруг уже ничего не видно, и лишь в северо-западном направлении открывается широкий тоннель. Атон видел в нём отроги Гималаев, Каспийское и Черное моря, Париж, Англию и, далеко-далеко – берега Гренландии. По этому, ярко освещенному коридору шел большой слон с длинным хоботом, короткими ушами и выступающими венами.
Атон поднялся и пошел навстречу. «Кенотафия Катьяяны…» – послышался далекий голос краснорожего индуса. «Сам знаю», – про себя огрызнулся Атон.
Он посмотрел в боязливые глаза животного и внезапно понял, что длинный хобот и короткие уши будут теперь принадлежать ему…
«Теперь и я смогу запомнить эту пьесу».


Ноябрь 1991 года
*********************************************
Необходимые пояснения:

Пушпаданта (санскрит.) «обладающий зубами, как цветы» – в индуизме, один из восьми слонов, охраняющих стороны света. Пушпаданта охраняет северо-запад. Индусы, считают слонов с короткими ушами, длинными хоботами и выступающими венами, потомками Пушпаданты.
«Буду помнить, что я ниже Бога». Такие слова писал юный Людовик X1V, во время своих занятий по чистописанию.
«Речь» – газета российских конституционных демократов (кадетов). Закрыта большевиками 26 октября (7 ноября) 1917 года.
Кенотафия (др.греч) «пустая могила» – в Древней Греции и Древнем Риме надгробный памятник, сооружавшийся в случае, если тело не было обнаружено или человек умер на чужбине.
Катьяяна – известный индийский грамматик, вероятно 11 века до Р.Х. По легенде, мог запомнить театральную пьесу. Считался воплощением полубога Пушпаданты.
Скорее всего, звучала мелодия джазовой песенки “Say goodbye, goodbye to whisky, / Lordly so long to gin… (Пора прикончить, прикончить виски, / И джин доконать пора…)
Сальтарелло (итальянск.) – итальянский народный танец. Мендельсон развил мотив сальтарелло в широкую художественную форму (Итальянская симфония).
Пенфей – герой древнегреческих мифов. Выступал против культа Вакха (Бахуса, Диониса). Во время одной из вакханалий, мать и сестры Пенфея растерзали его на части, приняв за кабана.
Симпосий – в Древней Греции званый пир с музыкальными и другими развлечениями. На симпосии присутствовали гетеры, но не семейные женщины. Обычно симпосий проводился в складчину.
Хилон – один из Семи греческих мудрецов, живший ок. 590-х гг. до Р.Х. Ему принадлежит мудрость: « Познай самого себя!»
Риенцо, Кола ди – вождь неудачного восстания в Риме (1437 г.), пытался вернуть Вечному Городу его прежний блеск.
Мекленбург – великое герцогство Германской империи. Во время великого переселения народов (приблизительно 1V век), коренное население этих земель, германцы, было вытеснено славянскими племенами.
Гензерих – король вандалов с 427 по 477 года. Основал в Африке государство, на месте бывшего Карфагена. В 455 году разорил Рим.
Гаруспик – в Древнем Риме так назывался жрец, гадающий по внутренностям животных.