. . . . . . . . В. Р.


Подумаешь вслух: неужели всё это пройдёт?
Мы тихо исчезнем? И мы не появимся снова?..

Володя, а помнишь, как прячется в мраморный грот
Изысканный и грациозный жираф Гумилёва?

Я точно такого же грушей кормила с руки,
И гладила пальцем его ароматные губы.
А грот был высоким, и щели меж прутьев узки…
Печальные звери, смирившиеся жизнелюбы.

Какой у жирафа горячий и длинный язык,
Как нежно он нюхал, откусывал жёлтую грушу…

Ты бледен сейчас… Нет, хороший мой, ты светлолик,
Как будущий ангел, спасающий тёмную душу,
Целующий в щёку меня, и в плечо, и в ладонь -
Так трепетно, будто уже исчезать начинаю…

А я развела бестолковый холодный огонь,
Который вполне уместился бы в слове «не знаю».

И только бы всё отразилось, продлилось, сбылось,
И только бы не оставаться сейчас у истока
Реки, где, наверное, водится смерть и лосось…

Не знаю, Володя. Послушай: далёко, далёко…