Умер Михаил РОЩИН... / Юрий Юрченко Youri
03.10.2010 15:51:00
«Вести.Ru":
01.10.2010 19:16
Москва простится с писателем и драматургом Михаилом РОЩИНЫМ 3 октября
[pic:b_462462.jpg]
3 октября в 12 часов 30 минут в Храме священномученика Антипы на Колымажном дворе состоится прощание с Михаилом Рощиным. Похороны известного писателя и драматурга состоятся на Троекуровском кладбище.
Михаил Рощин скончался в Москве 1 октября. Он умер от сердечного приступа по дороге в больницу. Замечательному литератору было 77 лет.
Слава драматурга пришла к нему поздно, но по-настоящему прогремела и закрепилась за ним прочно. Написанную в 1971 году пьесу «Валентин и Валентина» приняли сразу три ведущих театра страны: в московском «Современнике» режиссером спектакля стал Валерий Фокин, в ленинградском БДТ – Георгий Товстоногов, во МХАТе – Олег Ефремов. После этого были еще десятки театров.
Вместе с другим известным драматургом Александром Казанцевым с 1993 по 1998 год Михаил Рощин издавал журнал «Драматург». Журнал был популярен и в России, и за рубежом.
Последние годы Михаил Рощин жил на своей даче в Переделкино, сообщает ИТАР-ТАСС.
http://www.vesti.ru/doc.html?id=396443
_____________
Сегодня узнал.
Трудно передать, что значили (и значат) для человека театрального 70-х – 80-х лет прошлого века эти два слова, это понятие – «МИХАИЛ РОЩИН»...
Наверное, первая из увиденных мной пьес, которую можно было бы назвать, действительно, «культовой», была рощинская «Валентин и Валентина» (первый спектакль я смотрел во Владивостоке, в драме, потом видел еще с десяток «Валентин», включая МХАТовскую).
Такая деталь: в главном (в СССР) театре страны – во МХАТе – шли одновременно (!) три пьесы Рощина: «Валентин и Валентина», «Эшелон» и «Старый Новый Год»... Если не четыре – с «Перламутровой Зинаидой»...
"Эшелон», как и «Валентина», тоже прошел по всем театрам (да почти все его пьесы – кроме «Зинаиды», у которой была непростая судьба, она была не рекомендована к постановке в театрах, ее поставил только Ефремов во МХАТе и – хабаровский драмтеатр... – шли по всем театрам страны), и очень много его ("Эшелон") ставили за рубежом... Волчек поставила «Эшелон» в «Современнике», а потом – начала ставить его по миру. А разъезжала она всегда с большим багажом, что было неизменным предметом шуток «современниковцев». И когда первый раз ее пригласили ставить «Эшелон» в Штатах (кажется, в Хьюстоне), Гафт написал:
Не с чемоданом, не с вагоном –
В Америку – так с «Эшелоном»!
Уж вывозить, так – «Эшелон»,
Иначе – на фиг нужен он.
И еще одна эпиграмма Гафта, связанная с рощинскими пьесами. Валентин Никулин играл в «современниковской» «Валентине» роль «прохожего». Роль была небольшая, практически, она состояла из одного монолога о любви, но Валентин Юрьевич вкладывался в этот монолог (был случай, когда одну зрительницу пришлось выносить из зала: на самой высокой – пронзительной – ноте никулинского монолога она потеряла сознание).
"Ты так сегодня о любви сказал,
Что забеременел весь зал!"
...И была повесть его замечательная, кажется – в «Новом мире», «Шура и Просвирняк»...
И была книга прекрасной прозы – «Река»....
МИХАИЛ РОЩИН – это была легенда. Очень важно было, что это была – долго – живая легенда: то есть он жил, где-то рядом, с ним – чисто теоретически – можно было – однажды, где-нибудь, как-нибудь – пересечься, встретиться, поздороваться, пожать руку... поговорить!..
Мне – повезло. Мне, вообще, везло. И везет.
Когда я еще не был с ним знаком, к нему попала рукопись моей пьесы в стихах «Фауст и Елена». И он написал о ней очень добрые слова. И, вместе с другим (тоже недавно ушедшим) драматургом Алексеем Казанцевым, опубликовал эту пьесу в своем журнале-альманахе «Драматург»...
Понять, что такое публикация (каждая напечатанная строчка!) в России – в той моей ситуации – может лишь тот, кто долго жил в другой стране, в другом языке, не имея, практически, никаких связей ни с издательствами, ни с редакциями...
Потом в Париж приехала Екатерина Васильева (она играла в Париже Клитемнестру в «Орестее» знаменитого Питера Штайна) и привезла мне несколько номеров только что вышедшего «Драматурга» с «Фаустом». «Что вы сделали с Мишей (Рощин был ее первым мужем) , он все время говорит про вашу пьесу, заставляет меня ее прочитать. А я не читаю давно уже ничего... такого... (я слышал, что она стала очень верующей, перестала материться и употреблять, уходила из театра, вроде, даже, постриглась, потом вернулась, но читала только строго религиозную литературу.) Но вашу пьесу прочту, раз он говорит, что это надо прочесть – я Мише доверяю..."
Я приехал в Москву, и Галя Матвеева, сотрудник "Драматурга», сказала мне: «Срочно езжайте в Переделкино, к Михал Михалычу!»... Я знал, что он болен, и не очень расположен к визитам. «Нет! – воскликнула Галя, – он будет очень рад, он ждет Вас. Звоните – езжайте к нему.» Через несколько минут я уже слышал его голос в телефоне: «Приезжай. Я тебя очень жду.»
Потом, я помню, что он вызвонил Егора Яковлева, тот приехал, мы, втроем, сидели где-то в ресторане (?), и Рощин заставлял Яковлева читать Фауста, сам пытался зачитывать ему стихи из пьесы вслух, заставлял меня читать, убеждал того, что он должен – обязан в своей «Обшей Газете» печатать «Фауста и Елену» кусками – из номера в номер, с продолжением... Яковлев вяло отбивался, потом соглашался, не очень понимая, как это будет выглядеть, т.к. до сих пор – не то, что, длинных, трехактных пьес – в стихах! – но просто – ни пьес, ни романов, ни повестей в своей газете он не публиковал. Но Рощину он отказать не мог. И на следующий день ко мне приехал курьер из «Общей Газеты», а еще через день приехала машина Яковлева, и меня привезли в редакцию, и там очень серьезно начали готовить публикацию, расчитанную на много номеров... Я видел, что идея – дикая, я был безмерно тронут вниманием и Рощина, а теперь – и Яковлева, но – смотреть на разбитую на десятки газетных номеров – между совершенно разного рода информацией – трагедию, я без дрожи в сердце не мог. Я извинился перед Яковлевым за себя и за Рощина – что мы втравили его и его серьезную газету в это дело, пообещал отобрать короткий фрагмент из «Фауста» для разовой публикации в газете и улетел в Париж...
Потом – были еще наши встречи с Рощиным в Переделкино... Я привозил ему из Парижа какие-то лекарства, которые тогда, в 90-е, проще – и дешевле – было достать во Франции... (К слову, один мерзавец, узнав от Рощина, что я привожу ему эти лекарства из Парижа, написал где-то недавно, что Рощин «купился» на лекарства, и чтобы, мол, как-то отплатить – опубликовал «Фауста»... Кроме того, что он тут и Рощина оболгал, которого никакими самыми дорогими и необходимыми лекарстами нельзя было заставить пойти против совести, этот литератор «вмазался» еще и хронологически: мы познакомились с Рощиным, когда «Фауст» был уже опубликован...)
Рощин был одним из первых кто читал и рукопись моего «Дон Кихота»...
Виделись мы редко, но добрый его взгляд и голос я ощущал и слышал всегда... И много раз пытался вырваться, приехать и – не получалось... Последний раз мы встретились с ним на юбилее Алексея Казанцева, лет пять назад... Мы договорились, что я приеду к нему в Переделкино...
Однажды, я послал ему, из Грасса, открытку – на ней была нарисована большая пишущая машинка, а на обратной стороне я написал:
Взять, уехать (что бы – проще?..) –
В переделкинские рощи...
Встретить, как бывалоча,
Там Михал Михалыча...
Париж,
3 окт. 2010
01.10.2010 19:16
Москва простится с писателем и драматургом Михаилом РОЩИНЫМ 3 октября
[pic:b_462462.jpg]
3 октября в 12 часов 30 минут в Храме священномученика Антипы на Колымажном дворе состоится прощание с Михаилом Рощиным. Похороны известного писателя и драматурга состоятся на Троекуровском кладбище.
Михаил Рощин скончался в Москве 1 октября. Он умер от сердечного приступа по дороге в больницу. Замечательному литератору было 77 лет.
Слава драматурга пришла к нему поздно, но по-настоящему прогремела и закрепилась за ним прочно. Написанную в 1971 году пьесу «Валентин и Валентина» приняли сразу три ведущих театра страны: в московском «Современнике» режиссером спектакля стал Валерий Фокин, в ленинградском БДТ – Георгий Товстоногов, во МХАТе – Олег Ефремов. После этого были еще десятки театров.
Вместе с другим известным драматургом Александром Казанцевым с 1993 по 1998 год Михаил Рощин издавал журнал «Драматург». Журнал был популярен и в России, и за рубежом.
Последние годы Михаил Рощин жил на своей даче в Переделкино, сообщает ИТАР-ТАСС.
http://www.vesti.ru/doc.html?id=396443
_____________
Сегодня узнал.
Трудно передать, что значили (и значат) для человека театрального 70-х – 80-х лет прошлого века эти два слова, это понятие – «МИХАИЛ РОЩИН»...
Наверное, первая из увиденных мной пьес, которую можно было бы назвать, действительно, «культовой», была рощинская «Валентин и Валентина» (первый спектакль я смотрел во Владивостоке, в драме, потом видел еще с десяток «Валентин», включая МХАТовскую).
Такая деталь: в главном (в СССР) театре страны – во МХАТе – шли одновременно (!) три пьесы Рощина: «Валентин и Валентина», «Эшелон» и «Старый Новый Год»... Если не четыре – с «Перламутровой Зинаидой»...
"Эшелон», как и «Валентина», тоже прошел по всем театрам (да почти все его пьесы – кроме «Зинаиды», у которой была непростая судьба, она была не рекомендована к постановке в театрах, ее поставил только Ефремов во МХАТе и – хабаровский драмтеатр... – шли по всем театрам страны), и очень много его ("Эшелон") ставили за рубежом... Волчек поставила «Эшелон» в «Современнике», а потом – начала ставить его по миру. А разъезжала она всегда с большим багажом, что было неизменным предметом шуток «современниковцев». И когда первый раз ее пригласили ставить «Эшелон» в Штатах (кажется, в Хьюстоне), Гафт написал:
Не с чемоданом, не с вагоном –
В Америку – так с «Эшелоном»!
Уж вывозить, так – «Эшелон»,
Иначе – на фиг нужен он.
И еще одна эпиграмма Гафта, связанная с рощинскими пьесами. Валентин Никулин играл в «современниковской» «Валентине» роль «прохожего». Роль была небольшая, практически, она состояла из одного монолога о любви, но Валентин Юрьевич вкладывался в этот монолог (был случай, когда одну зрительницу пришлось выносить из зала: на самой высокой – пронзительной – ноте никулинского монолога она потеряла сознание).
"Ты так сегодня о любви сказал,
Что забеременел весь зал!"
...И была повесть его замечательная, кажется – в «Новом мире», «Шура и Просвирняк»...
И была книга прекрасной прозы – «Река»....
МИХАИЛ РОЩИН – это была легенда. Очень важно было, что это была – долго – живая легенда: то есть он жил, где-то рядом, с ним – чисто теоретически – можно было – однажды, где-нибудь, как-нибудь – пересечься, встретиться, поздороваться, пожать руку... поговорить!..
Мне – повезло. Мне, вообще, везло. И везет.
Когда я еще не был с ним знаком, к нему попала рукопись моей пьесы в стихах «Фауст и Елена». И он написал о ней очень добрые слова. И, вместе с другим (тоже недавно ушедшим) драматургом Алексеем Казанцевым, опубликовал эту пьесу в своем журнале-альманахе «Драматург»...
Понять, что такое публикация (каждая напечатанная строчка!) в России – в той моей ситуации – может лишь тот, кто долго жил в другой стране, в другом языке, не имея, практически, никаких связей ни с издательствами, ни с редакциями...
Потом в Париж приехала Екатерина Васильева (она играла в Париже Клитемнестру в «Орестее» знаменитого Питера Штайна) и привезла мне несколько номеров только что вышедшего «Драматурга» с «Фаустом». «Что вы сделали с Мишей (Рощин был ее первым мужем) , он все время говорит про вашу пьесу, заставляет меня ее прочитать. А я не читаю давно уже ничего... такого... (я слышал, что она стала очень верующей, перестала материться и употреблять, уходила из театра, вроде, даже, постриглась, потом вернулась, но читала только строго религиозную литературу.) Но вашу пьесу прочту, раз он говорит, что это надо прочесть – я Мише доверяю..."
Я приехал в Москву, и Галя Матвеева, сотрудник "Драматурга», сказала мне: «Срочно езжайте в Переделкино, к Михал Михалычу!»... Я знал, что он болен, и не очень расположен к визитам. «Нет! – воскликнула Галя, – он будет очень рад, он ждет Вас. Звоните – езжайте к нему.» Через несколько минут я уже слышал его голос в телефоне: «Приезжай. Я тебя очень жду.»
Потом, я помню, что он вызвонил Егора Яковлева, тот приехал, мы, втроем, сидели где-то в ресторане (?), и Рощин заставлял Яковлева читать Фауста, сам пытался зачитывать ему стихи из пьесы вслух, заставлял меня читать, убеждал того, что он должен – обязан в своей «Обшей Газете» печатать «Фауста и Елену» кусками – из номера в номер, с продолжением... Яковлев вяло отбивался, потом соглашался, не очень понимая, как это будет выглядеть, т.к. до сих пор – не то, что, длинных, трехактных пьес – в стихах! – но просто – ни пьес, ни романов, ни повестей в своей газете он не публиковал. Но Рощину он отказать не мог. И на следующий день ко мне приехал курьер из «Общей Газеты», а еще через день приехала машина Яковлева, и меня привезли в редакцию, и там очень серьезно начали готовить публикацию, расчитанную на много номеров... Я видел, что идея – дикая, я был безмерно тронут вниманием и Рощина, а теперь – и Яковлева, но – смотреть на разбитую на десятки газетных номеров – между совершенно разного рода информацией – трагедию, я без дрожи в сердце не мог. Я извинился перед Яковлевым за себя и за Рощина – что мы втравили его и его серьезную газету в это дело, пообещал отобрать короткий фрагмент из «Фауста» для разовой публикации в газете и улетел в Париж...
Потом – были еще наши встречи с Рощиным в Переделкино... Я привозил ему из Парижа какие-то лекарства, которые тогда, в 90-е, проще – и дешевле – было достать во Франции... (К слову, один мерзавец, узнав от Рощина, что я привожу ему эти лекарства из Парижа, написал где-то недавно, что Рощин «купился» на лекарства, и чтобы, мол, как-то отплатить – опубликовал «Фауста»... Кроме того, что он тут и Рощина оболгал, которого никакими самыми дорогими и необходимыми лекарстами нельзя было заставить пойти против совести, этот литератор «вмазался» еще и хронологически: мы познакомились с Рощиным, когда «Фауст» был уже опубликован...)
Рощин был одним из первых кто читал и рукопись моего «Дон Кихота»...
Виделись мы редко, но добрый его взгляд и голос я ощущал и слышал всегда... И много раз пытался вырваться, приехать и – не получалось... Последний раз мы встретились с ним на юбилее Алексея Казанцева, лет пять назад... Мы договорились, что я приеду к нему в Переделкино...
Однажды, я послал ему, из Грасса, открытку – на ней была нарисована большая пишущая машинка, а на обратной стороне я написал:
Взять, уехать (что бы – проще?..) –
В переделкинские рощи...
Встретить, как бывалоча,
Там Михал Михалыча...
Париж,
3 окт. 2010