Осенняя печаль несёт свою печать
в неразличимость лет и в сходство давних дней,
в желание опять рассказ о них начать
и не гасить в ночи мерцающих огней:


в далёком далеке плыл остров по реке
и тёмная вода дразнила рябью звёзд,
молокой в молоке, морокой в черепке,
где песенки черпал глазурный певчий дрозд,


и Новоспасский мост, как деда бровь, лукав,
с кожевенных слобод тепло его руки,
и тянет сон, как явь, прижать к щеке рукав
не бобрика пальто, а седины реки...


танцует вальс листвы вальс скоротечных вод,
подумай – над водой последний вальс листвы,
гранитом серых плит забит прибрежья рот
и рукава реки стирают глины пот
с снесённой листопадной головы,


из глины леплен лес и ветер лубяной
по палубе полян гоняет листьев лом,
вот слепок струй реки, морщинисто-стальной,
иль слепок памяти, сроднившейся с челом...


листвяный жёлтый хвост мелькнёт в сребре осин
и вынырнет к ногам тёмно-янтарных сосен,
где ягод жгучих кисть с обугленных рябин
лежит в лазури дня на глиняном подносе...


...и прелесть сна пройдёт, как ослепивший свет,
и треснет глины след средь стынущих пространств,
и время, как трельяж, даст свой тройной ответ,
всё отразив, кружа по формуле гончарных постоянств...

03.10.94