- Тут же вроде раньше даже медведи водились. Говорят, медвежья лапа – деликатес… – вздохнул Скворец.

- Я предлагаю съесть самого ослабшего. Ты, Скворец, как себя чувствуешь? – заботливо спросил Черт и приглушенно кхекнул в кулак.

Вот уже и до хриплого кашля дело дошло. На войне люди простывают крайне редко, но предел есть всему – а мы уже три недели под дождями грязь месим, ночуем под деревьями и питаемся святым духом. Жрать хочется неимоверно. В другой ситуации мы бы сильно не заморачивались – на каждом фольварке пост не поставишь, тем более в нынешнем бардаке, а если бы и наткнулись на патруль, то управились бы по-тихому, не впервой. А у крестьян, что у наших, что у их, всегда в загашнике какая-нибудь снедь найдется – проверено. Но с полковником, который присоединился к нашей милой компании, даже малейший риск из-за такой мелочи, как еда, был исключен. Леса пустые – конец весны, природа за зиму выдохлась, ничего съедобного. Спасибо, что листочки на деревьях слегка проклюнулись – хоть какая-то маскировка.

Про бардак, впрочем, я зря – в этом отношении, учитывая ситуацию, немцы блюли себя, как мэдхен до свадьбы. На рокадных дорогах – посты в зоне прямой видимости, плюс мобильные группы. В тылу пожиже, но сюрпризов тоже хватало – то «Бюссинг» на богом забытой просеке затарахтит, то «грибники» цепочкой по лесу пройдутся. Ничего, нам не привыкать – пятый год в разведке. С Лехой Чертановым, в просторечье Чертом, старшим нашим, мы в одной группе еще с сорок первого. Я к их отряду под Брестом пристал, когда из окружения выходили. Попали они тогда не на шутку, в самую гущу, половина уже полегла, но как я к ребятам присоединился, хрен знает каким макаром сквозь линию фронта просочились, ни одного человека не потеряли, да еще и три единицы бронетехники у фрицев подорвали. В Особом нас было за жабры взяли, но когда информация о панцерах подтвердилась, Черту дали Красного Знамени, мне – Красной Звезды, и в одну команду определили. С тех пор меня фартовым и зовут. Да и всю нашу группу – разведка долго не живет, а мы до Восточной Пруссии дотопали.

- Тихо. – Шарафутдинов, наш главный слухач, замер. Приложил ладонь к уху, повел головой – Нет, все в порядке.

- Шайтан, а если тебе еще и слуховой аппарат впендюрить, может и наркомат наш тогда разгонять можно? Будешь один сидеть на Спасской башне и до Берлина все прослушивать. Гитлер бзднет, а ты тут же доклад в Ставку, а? – опять подал голос Синявский, Скворец. Снайпер от бога, он третий день чуть не до плача страдал от того, что патроны на его винтарь закончились, и Черт приказал ствол закопать. Хоронил он винтовку чуть ли не с оркестром и венками, и теперь таскался с трофейным МР-41, периодически его замысловато матеря.

- Что Гитлер… Как ты бздишь, и глухой услышит. Даже в Берлине. – степенно ответил Шайтан. Этот татарин со своей редкой бородкой был похож на очумелого пастуха из далекого аула, но тем не менее имел консерваторское образование и шпарил хоть на хохдойче, хоть на диалектах, как ариец в сотом колене.

Скворец представил и прыснул. Негромко поржали все, даже полковник. Хотя ему-то приходилось хуже всех – к лесным странствиям он был непривычен, глаза у него покраснели и слезились, а левая рука уже третий день как распухла от артрита.

Полковника мы эвакуировали из-под Пиллау – он там был внедренным на каких-то подземных заводах. Судить о том, какую информацию и документы он там нарыл, можно было по тому, сколько ресурсов на его спасение были брошено. Около тридцати человек там на прикрытии в землю сошло, на отвлекающем маневре десятка полтора летунов на зенитки, как на амбразуру, перли. Мы знали только, что он руководил сетью агентуры по Восточной Пруссии, и что в случае чего в первую очередь его вещмешок необходимо подорвать в пыль, а его надежно пристрелить. И он это знал.

Однажды чуть было и не пришлось. Конечно, соваться в Кенигсберг с таким пациентом было довольно занятным способом самоубийства, но полковник настоял – забрать чертежи по каким-то реактивным наработкам было необходимо. Причем забрать их у агента можно было только при предъявлении рожи самого полковника, так что разделиться и оставить ценный кадр за городом мы не могли. Вот и потопали в цитадель прусского милитаризма, как хрен на триппер.

Цитадель оказалась в состоянии, от идеального далеком. Пока крысиными норами до точки добирались, полюбовались краем глаза на работу бомбардировщиков Ее Величества – на полгорода развалины, пропитанные кровищей... Туда дошли аккуратно, микропленки забрали без проблем, а вот назад без помпы и дебоша не получилось – нарвались-таки на патруль. Хорошо хоть, что из Kasernierte Polizei*, вояки они не абы какие. Да только положить-то их мы положили, но шум поднялся, набежало много всякой сволочи и пришлось нам уходить огородами, вернее, катакомбами. Полковник их знал неплохо, и в конце концов мы оторвались, но когда полковник, Скворец и Шайтан расчищали в развалинах какой-то Apotheke ржавый заваленный люк в подвалы, а мы с Чертом прикрывали их огнем, был момент… Ствол Черта уже дернулся к полковнику, но тут железяка поддалась, хрюкнула, откатилась, мы нырнули в темноту, и ломанулись за несостоявшимся трупом по коридорам, которых под Кенигсбергом оказалась великое множество. Город под городом. В этих подземных улочках мы и затерялись, а через несколько часов, раскидав два завала, вышли на берег Прегеля за городской чертой. Впрочем, в случае чего, надолго мы полковника бы не пережили. Конечно, по сравнению с ним поведать заинтересованным слушателям из Абвера* наша группа могла не многое, но и эта информация стоила бы жизни тысячам русских. А спрашивать эти фляйшеры умеют, и зарекаться, что своего не добьются, я бы не стал.

Пока я предавался сентиментальным воспоминаниям, стемнело, и мы стали подыскивать место для ночлега. Нашли – пятачок густого кленового молодняка. Чуток расчистили серединку, закусили остатками сухарей да банкой шпрот, жестянку вылизали, зарыли и устроились на подстилке из веток. Скворец, с тоской повертев в руках ствол, уселся с Шайтаном караулить (дежурили для верности по двое). Остальным не спалось – желудки требовали еды. Ничего, до линии фронта километров сорок, выживем – отъедимся.

- Ребята, все спросить у вас хотел, – полковник, садясь, зацепился больной рукой за сучок и поморщился, – А почему мы по ночам не идем? Вроде безопаснее – днем к каждому шороху прислушиваться надо, сейчас поспокойнее... Да и заметить нас сложнее.

Молодой еще Скворец хмыкнул, остальные иронизировать не стали – у каждого своя специальность, не всем же по долинам и по взгорьям шататься.

- Видите ли, – не двигаясь, ответил Шайтан, – Днем, когда нас, как вы обратили внимание, заметить легче, лучше не быть спящими и даже сонными. Хорошая реакция в нашем деле многого стоит.

- Да и не только нас, а и фрицев днем легче загодя разглядеть. Тем более что мы расслабиться себе позволить не можем, а они – запросто... – вставил свои пять копеек Скворец.

- К тому же наткнуться, споткнуться или еще как травму заработать ночью куда проще. Особенно вам, человеку неподготовленному. А нам и без этого хлопот хватает… – добавил Черт.

«Это точно. Хватает…» – подумал я и проснулся. Скворец осторожно – помнит он тот фингал, помнит! – тряс меня за плечо. Убедившись, что я пришел в себя, он рухнул на подстилку и через секунду уже спал. Черт уже отправился проверить окрестности. И вот тут-то все и началось.

Первый выстрел был одиночным. Потом, хором – две коротких очереди. Когда Черт подбежал к нам, мы уже залегли за ближайшими деревьями, определяя направление огня. Скорость, с которой среагировал полковник, меня поразила – лесовик он не очень, а вот к стрельбе приучен на ять.

Палить начали со всех сторон, и нападавших был явно не один десяток. Объяснение этому могло быть только одно – нас отследили уже давно, и подтянули большую команду для захвата. А судя по тому, что метили они достаточно высоко, брать нас собирались живыми. Потом выстрелы прекратились. Судя по шевелениям веток вокруг, нас сжимали в кольцо.

- Прорыв? – прошептал Скворец.

Я посмотрел на Черта, на Шайтана, на Скворца с полковником.

- Да нет. Поздно. Все уже ясно. Давайте гранаты, у кого есть.

Мы переглянулись. Скворец весело матюгнулся, Шайтан с Чертом улыбнулись. Полковник шмякнул свой вещмешок на землю, я положил его рядом с собой, кинул сверху «эфку» и немецкую М-39.

- Ну что, мужики, пока патроны не кончатся… Покуражимся маленько. Я сдамся последним. – кивнул я на гранату. И тоже улыбнулся.

Немцы подползли уже метров на десять, готовясь к рукопашной. И тут мы, как песню на пять голосов, грянули из пяти стволов, высекая щепки из деревьев. В дыму на нас пытались броситься немцы, падали, Скворец орал, Черт вдруг встал, выпустил последнюю обойму, достал припрятанную сигарету и закурил… Отстрелялся полковник, отшвырнул свой ствол Скворец, с академической точностью распределил по целям все свои патроны Шайтан. Нападающие бежали к нам, я сжал одну из гранат, прохрипел «Не поминайте лихом»…

Честное слово, тогда я чуть было не рванул чеку и не взорвался к чертовой матери с русскими разведчиками и их бесценным грузом. Все-таки наряду со здравым смыслом и педантизмом у нас в крови замешана толика любви к театральности. А мизансцена была хороша – пять героев плечом к плечу жертвуют жизнями… Когда их, скрученных, тащили к машине, они еще не поняли, что произошло. Только полковник плюнул в мою сторону.

Но как говорит мой начальник, обер-лейтенант Абвера Густав Арендт, «Der Hass des Feindes ist eine Liebe der Faterland».*

И это верно.


________________
*Казарменная полиция
Аптека
* Военная разведка
Fleischer (нем.) – мясник
*Ненависть врага – это любовь родины.