Последнее, что она увидела , буро огненную полоску заката...

У времени есть глубина и цвет. Их и теряют, когда корабль налетает на рифы.
Она любовалась оттенком топленого молока ручек на столовых приборах из серебра.
Смотрела как хрустальная люстра, рассыпаясь в искры радуг, отражалась на кривом зеркале ложки.
Ворс ковровой дорожки, сбитой кем то в спешке, был похож на свежескошенный газон, в щетинах ворсинок
жил свой призрачный мир пыли. Там можно было найти кусочки штукатурки, похожей на маленький снег, чей-то
седой волос , наполовину покрашенный огненной хной, отпечаток мокрой подошвы и несколько капель шампанского.
Если тебя не устраивает этот мир, ты всегда можешь поставить его на полку,и взять новый, а если нет подходящего, создать свой.
Полка с книгами была здесь самой нетронутой, как леса , где не ступала нога цивилизации. Они дышат в унисон с
реликтовыми излучениями древнейшей воды, которая не помнит зла религий, войн и смертей.
Полка с книгами стояла так высоко, что ей приходилось напрягать мышцы спины и вытягиваться, как будто она
хотела полететь.
Она не знала что там, но чувствовала , что дверь к выходу есть только там. Вода прибывала и в круглые окошки уже разбивались
брызгами, как будто треснутое стекло старалось выйти из себя и оставить раму. Картинка менялась замедленно часто , и в этой обреченной
стихией плави , можно было наблюдать тысячи рельефов и недорисованных фантазий или рисунков, какие возникают
в царстве неправильных линий. Так пронзительны в индиговом небе при свете оранжевых фонарей голые ветви карагача.

Возле стола лежала еда, опрокинутая вместе с тарелкой. Крошки хлеба, риса, зелени лежали вокруг.
Она смотрела в окно и попробовала отвлечься, но раньше любимый хлеб, пах чьими-то сапогами.
Её укачивали движения, и она вспоминала звуки колыбельной, спетой тоненьким слабым голосом.
Состояние безмятежного мира хлынуло внезапно через выдавленное стекло двери, вместе с водорослями и рыбами .
Она не успела ни испугаться, ни приготовиться.Её просто накрыла волна.

В помете, она была последышем, и долгое время не подавала признаков жизни. За это время она потеряла родовые инстинкты,
получила тавро изгоя, а взамен, нитку памяти из рук в руки своего предыдущего воплощения. Она была крысой.
И бывшим капитаном корабля, потерявшим надежду раньше, чем глаза полоснул закат...
Вот и все...
Подумало время и поставило на полку еще один томик утопий.

Из него на пол выпал маленький ,как детская ладошка янтарный кленовый лист...Прямо на капитанский мостик...
В Константино-польcком порту...

Пассажиры несли чемоданы впереди себя...Все как один ..Без ручек.В них было новое небо.