– Интересно, чем думает душа, когда попадает в Рай?
– Она не думает. Она знает. Но пока она отбывает пожизненный срок в теле смертника, всё решает мозг. Он думает, что знает и всё портит. Это он во всём виноват.


Мариамская впадина

Мы встретились глазами и она, как будто, испугалась этого. Мне показалось, что она знает обо мне что-то неприятное. Расстояние между нами сокращалось и её лицо всё больше выражало недовольство, граничащее с брезгливостью. Так ведёт себя женщина, избалованная вниманием мужчин, когда очередной претендент на тёплое место под юбкой пытается покорить её своим обаянием. Это похоже на китайский театр, где актёры, меняя маски, выражают эмоции персонажей. Я надеваю маску удава, когда хочу, чтобы женщина поняла, чего я от неё хочу. Женщина надевает маску змеи, когда хочет, чтобы я понял, что я кролик. Именно, это родство и сводит меня с ума. До истомы внизу живота. Почему ощущения сексуального наслаждения так брутальны? Однажды, я попросил хорошую знакомую описать мне, как женщина физически испытывает сексуальное наслаждение и она ответила, что это, как будто, хочется писать, но очень приятно. Меня это удивило и я иронично озвучил предположение, что анальный секс это, как будто, хочется какать, но очень приятно. Она ответила «да». Я почувствовал себя неловко.
Я сошёл с ленты, покрутился на месте, изображая растерянность, посмотрел на часы и перешёл на встречную. Теперь я мог рассмотреть её сзади. Она была брюнеткой на высоких ногах с fuckтурной фигурой. «Ставь на зеро» – предложил низ живота. «Пузырь много на себя берёт!» – возмутился мозг. Я быстро достал из кармана бук и включил сканер. Вот она! Мариам! Сколько? «Ставь на зеро» – настаивал мочевой пузырь. «А если она просто скажет «спасибо»? – ехидничал мозг. «МариаМская впадина!» – объявил пузырь, и я увидел открытое для погружения лоно, с аккуратно постриженной растительностью чёрного цвета у основания расставленных ног. «Мозг всё портит» – процитировал пузырь. Это был контрольный в голову. Опасаясь реанимации мозга, я быстро нашёл аватар кофетайма, прикрепил подарок на 25000 и нажал «Ок». Сейчас она получит мою визитку, достанет бук, обернётся, увидит меня съёжившегося, с испариной на лбу и испуганным взглядом, улыбнётся, нажмёт «Принять», помашет рукой, постучит пальцем по часам и исчезнет в толпе. Сердце ударилось о спину. «Поздно» – включился мозг – «Ставки сделаны». Я выдохнул, посмотрел по сторонам, потянулся, широко раскинув руки, сделал глубокий вдох, запрокинул голову вверх и закрыл глаза. В темноте появился негатив той же картинки – расставленные ноги и раскрытое лоно, но уже очень близко. Когда я открыл глаза, она стояла напротив.
– Привет, Боб!
– Привет, Мариам!
– Ты хотел мне что-то сказать?
– Да. Я хотел сказать тебе, что… если не увижу тебя больше…
– Не плохо, для начала.
– Знаешь, кроликом оказался я.
– Кроликом?
– Ты слышала о Мариамской впадине?
– Марианской.
– Ну, да. Выпьем что-нибудь?
– Ты хочешь о ней поговорить?
– Я хочу опуститься на самое дно.
– Кстати, спасибо за подарок!
– …?
– Я бы выпила кофе.
– Джек-пот!
– Что?


Страх

– Почему ты молчишь?
– Мне спокойно. Ты не мешаешь мне говорить с собой.
– О чём?
– Обо всём. У меня нет от себя секретов.
– А от меня?
– Есть.
– Ты мне их откроешь?
– Открою. Если ты станешь мной.
– Если я стану тобой, я перестану быть собой.
– Да. Я стану тобой.
– Ты не сможешь быть мной. Я женщина.
– Это не важно. Когда ты, разговаривая с собой, поймёшь, что говоришь со мной, я стану тобой.
– Я этого хочу.
– Тогда, тебе придётся открыть мне свои секреты.
– Все?
– Все.
– Никогда.
– Почему?
– Потому, что я женщина.
– Так не честно.
– Честно. Ты больше.
– Когда ты станешь мной, ты станешь большой.
– А, когда ты станешь мной, ты станешь маленьким.
– И мне будет страшно?
– Да. Иногда, очень.
– Я буду бояться за тебя.
– А я обещаю, что стану смелой.
– Ты и так смелая. Тебе страшно, а ты не боишься.
– Боюсь. Но мне не страшно. Мне с тобой не страшно. Мне впервые не страшно. Почему ты молчишь?
– Я говорю с тобой.
– Я стала тобой?
– Да.
– А, как же мои секреты?
– Ты их открыла. Это страх.
– Да. Это правда.
– Не бойся. Иначе, станет страшно мне и тогда тебе будет ещё страшнее.
– Почему мы говорим о страхе?
– Потому, что молчим о любви.
– Давай говорить о любви.
– Давай. Только, молча.
– Давай.


Правда

Утро наполнялось шумом трафика, вытесняя тишину природы из раннего эфира. Город просыпался с верой в то, что на всё воля денег. Мариам ещё спала. Полночи она проплакала. Это я виноват. Это я потушил свет в её глазах и поселил в них тревогу штангиста перед рывком. Ещё два месяца назад она была цветущей и уверенной в себе женщиной. Я влюбился в неё, как полярник в солнце, оголил душу и стал греть Её в Его лучах, открывая Ему все Её теневые стороны. Оно заполнило Её всю, изучило каждую родинку, запомнило каждую царапинку, выучило историю болезни и принялось лечить. Стало жарко. Душа порозовела, потом покраснела и на оболочке Её астрального тела появились ожоги. Солнце было в зените.

– Почему ты кричишь?!
– Потому, что ты не слышишь!

Бред какой-то! Она стала мной. Она стала большой, а я маленьким. Она запрещает мне грызть ногти, ковыряться в носу, кривляться перед зеркалом и врать. А я не вру. Я только скрываю правды, за которые она меня наказывает. Эти правды не имеют срока давности и тлеют, как уголь под котлом наказания, если я веду себя хорошо. А, если я веду себя плохо, огонь медленно разгорается и смола в котле закипает. – Тебе не стыдно? – спрашивает она. – Нет. Мне больно – отвечаю я. – Ты казнишь меня за грехи, в которых я покаялся. Ты сделала их орудием пыток.
Но самое ужасное, что ей больнее, чем мне. Она спасает меня от правд, а я не раскаиваюсь. Она борется за меня, а я обзываю её ведьмой. А она святая. Настолько, что не понимает, что творит. Лучше бы она была стервой. Или сукой. Какая разница. Плюнул и пошёл. А с ней так нельзя. Она этого не переживёт. Стерва переживёт. А она нет. Она – Наташа Ростова Льва Толстого. Приняла поручика Ржевского, коня ижевского, за князя Болконского. А когда поняла, что ошиблась, решила, что это судьба. Мне стыдно за то, что я её обманул. Нужно было пукнуть на первом свидании и оба были бы счастливы. Она бы встретила проходимца, он купил бы ей Рай, накрыл его стеклянным колпаком, и она бы никогда не узнала правды.


Мир приходит со смертью

– Мой бог курит. Выпивает, иногда. Очень любит женщин. Мне кажется, что Он женщина, которая очень любит мужчин, курит и выпивает иногда. Мой бог не считает изменой сексуальный контакт даже с подругой жены. Изменить – значит сдаться в плен другой женщине. А сходить в разведку, да еще и взять «языка»...!
– Эта война никогда не заканчивается, сын мой. Мир приходит со смертью. Какого ты вероисповедания?
– Поливер.
– Живи в согласии с совестью.


До

Я хорошо помню, как мама привела меня в детскую музыкальную школу, учиться играть на фортепиано. Тётя педагог нажала на клавишу и попросила меня спеть ноту. – До-о-о… До-о-о… – пела тётя, а я смотрел на её палец и пытался понять, чего она от меня хочет. Дальше не помню. Помню, как по дороге домой, я плакал, а мама, успокаивая меня, говорила, что я ещё маленький и мы рано пришли. Мне было 6 лет. Потом, смеясь, она вспоминала: «Сынка до двух лет, вообще, молчал. Только ел и спал. Думала, не получился». В этом же году я пошёл в школу. Мама очень гордилась, что на год раньше. 1 сентября я принёс домой огромный красный кол и запись на полстраницы дневника. Читать я ещё не умел, но врождённая сообразительность подсказала мне – что-то не так. Первые шесть лет прошли в том же цвете. В седьмом классе я влюбился в отличницу и осознал значимость социального статуса. Тогда же я понял, что игра на гитаре легко решает проблемы полового созревания. Но на этом поле была жёсткая конкуренция среди одноклассников, и я выбрал пианино, как альтернативный инструмент. Большинство одноклассниц уже закончили музыкальные школы и с легкостью концертмейстера исполняли «Собачий вальс». Нужно было найти способ возглавить это движение, и я принялся сочинять музыку, продвинутую, от которой по их нежным спинам должны были бегать мурашки. Для родителей и другой задвинутой публики пришлось разучить «Цыганочку». Много лет спустя, фортепиано заменили синтезаторы, исполнительское мастерство компьютеры, а педагогов продюсеры. Живая музыка умерла в одиночестве джазовых вечеров, а мёртвая поглотила концертные площадки и эфиры. Я сэкономил детство, не просидев его счастливое время за гаммами и этюдами.


Чёрно-белый ангел

Мариам вошла в спальню, но освещение не включилось. Она вышла и зашла снова.
– Почему-то не включается свет – жалобно пропел мой ангел.
– Ща гляну – деловито ответил я. – Зайди ещё раз.
– Горит. А что это было?
– Зло перегорело.
– Что перегорело?
– Зло. Осталось одно добро. А без зла оно не работает.
– Ты иногда говоришь вещи, которые меня пугают – голос ангела дрогнул тревогой.
– Когда я не могу говорить то, что думаю, я вру.
– Прошу тебя… Мы так спокойно живём.
– Вот эта таблетка, которая называется ананасом, тоже спокойно живёт – я достал из упаковки ананасовый леденец и положил себе в рот. – Я даже не спросил, как её зовут.
– Она, просто, пошла спать – улыбнулся ангел.
– Я убил её, чтобы выжить.
– Давай ложиться. Хочешь, убей меня.
– Я убью тебя, но ты останешься жить.
– Если я умру, ты погибнешь.
– Нет. Просто, будет темно.
– Тогда, убей меня при свете.
– Я разорву тебя пополам, мой чёрно-белый ангел. Целуй меня прямо в сердце. Это самое нежное место. А самое сильное упрётся в твоё сердце, когда войдёт в тебя глубоким вдохом, и ты поймёшь, что дышать больше не нужно. Твои губы станут вратами тайны, и горло твоё будет чувствовать пульс горячего цеппелина, пахнущего парным молоком и тестостероном. Ты познаешь силу власти самца и покоришься ей, как святыне. Твоё лоно распустится бутоном тюльпана в ожидании вторжения, но мой язык обманет его сначала нежностью, а потом страстью. Мы войдём друг в друга так глубоко, что не сможем сдерживать приближающийся взрыв и, подчиняясь его вибрации, похожей на рёв падающего самолёта, вспыхнем электрической дугой, ударом молнии, и прольётся мой дождь на твоё сердце, а твой я выпью, как сок утренней росы из чаши бутона.
– Я кончила.
– А я ещё нет. Мы прониклись опасной игрой, мы сплотились в любовной борьбе – это ты начинаешься мной, это я продолжаюсь в тебе. Брачный танец безумный, как мир, дерзкий опыт глубокий, как сон... Я солдат твой, ты мой командир, ты царица моя, я твой трон. Я тебя объявляю заложницей! Я не верю притворным мольбам! Твои ноги, как острые ножницы, разрезают меня пополам. Я теперь не один, меня двое: первый Я твои мысли ловлю и отчаянно спорю с тобою, Я второй тебя нежно люблю. Ты дрожишь под моими телами, ты читаешь молитвы, когда появляюсь Я третий, с руками, не имеющий вовсе стыда. Ты горишь подо мной вездесущим, ты одна у меня на троих! Каждый Я быть старается лучшим, первым хочет быть каждый из них! Каждый рад утолить твоё эро, жадно гроздьями рвёт виноград, а особенно тот, что в сомбреро, посмотри, как старается, гад! Эгоист, имитатор бесчувственный! Он тебя изощренно пытал! Словом, вёл себя, как искусственный символ жизни, начало начал...
– Подожди... Я опять кончила.
– 2:0
– Кто это был?
– Боб Какао. XXI век. Раннее. Твой ход.
– Ты думал, я сегодня под коньяк? Ты вздумал мной украсить ужин? Достать из платья, вывернуть наружу и растерзать добычу, как маньяк? Но я сегодня буду под абсент предвосхищать твои желания, внедрив сюрприза элемент игрой в суровость наказания, кусая губы в кровь лобзанием, целуя жадно твой сегмент до боли в животе, до дрожи спазмов, до серии беспомощных оргазмов, до полного его опустошения, и на руинах гордости ранимой я поднимусь, вдруг вспомнив о прощении, и прошепчу тебе – возьми меня, любимый.
– Подожди. Дай отдышаться.
– 2:1
– Сдаюсь. Кто это?
– Боб Какао. XXI век. Позднее.


Танец анаконды

Каждое утро я приношу Мариам иероглиф Любви, отлитый из чистых слов. Она оценивает качество сплава, взвешивает и предлагает за безделицу полпоцелуя анаконды. Я жалуюсь на нехватку ярких впечатлений, дороговизну революционных идей и выторговываю у плутовки ещё полпоцелуя. Она прячет иероглиф за перепонкой уха, становится на колени, ладонями упирается в поясницу и, извиваясь амплитудой низкой частоты, впадает в транс танца змеи. В её шипении покоится величие океанской волны, а взгляд её владеет тайной лёгкой смерти. Моё высшее эго наблюдает, как чёрная анаконда заглатывает его тело. Возвращаться некуда.
– Ты готов умереть?
– Да.
– Страшно?
– Нет.
– Живи.
Тело судорожно бьётся в чреве анаконды, и она выплёвывает его, как недобитую жертву. Откашлявшись, змея превращается в Мариам и награждает меня поцелуем «Эскимо». За отвагу.


Swing

- Вот, что тебе нужно.
- Зачем это мне?
- Ты же хотела открыть брачное агентство?
- Брачное агентство, а не гей-клуб.
- Это свингер-клуб.
- Свинг меня тоже не интересует.
- Значит, ты хотела выйти замуж.
- Я хотела помогать людям создавать семьи, а не участвовать в групповухе.
- Никто не заставляет тебя этим заниматься. Это – бизнес. В городе брачных агентств, как банкоматов, а свингер-клуба я, например, ни одного не знаю.
- Тогда, почему бы тебе не открыть гей-клуб? Я, например, тоже ни одного не знаю.
- Да, действительно…

Где-то, в темноте кабинета, мелькнул я в блестящем костюме, а в дверях появился секьюрити с выражением лица «Мне терять нечего». Никто, кроме него и Мариам, не знает, что хозяин гей-клуба – я. Клуб оформлен на жену. Мой кабинет в конце длинного коридора за бронированной дверью с табличкой «Privat». Первую неделю мне звонят все друзья и родственники с вопросом: «Это правда?». Я отвечаю: «Это клуб Мариам. Я ей только помогаю». Последней звонит моя покойная бабушка. Она тяжело молчит. Я вспомнил, как однажды она одела мне на голову тарелку с манной кашей, которую я отказался есть. Нет. Так не пойдёт. Да, и ни один уважающий себя пидрила не войдет в гей-клуб, принадлежащий женщине.
Хорошо! Я – гостеприимный хозяин и даже пою для гостей раз в неделю. На вопросы типа «У тебя большой?», отвечаю: «Маленький, и я отдал его любимой в лизинг. Парни, вы красивые, позитивные люди! А я, к сожалению, рождён неполноценным. Я женат!». А они: «Ладно, расслабься. Тут все свои. Не корчи из себя целку. Весь город знает, как ты сладко стонешь». – «Послушай, урод…!».
Нет. Так тоже не пойдёт. А что, если это брачное свингер-агентство? В базе регистрируются супружеские пары, желающие найти свои две четверти. Мы и свидетельства можем выдавать. – «Пупкины, вы согласны взять в мужья и жёны Тютькиных? Обменяйтесь кольцами». Пупкин обменивается с Тютькиной, а Тютькин с Пупкиной. – «Объявляю вас мужьями и жёнами!». Звучит марш Мендельсона. Нет! «Ода радости»! Пупкин целует Тютькина взасос. Тютькина с Пупкиной, взявшись за руки, с умилением смотрят на мужей. Гости аплодируют. Церемонию срывает фронтовой альт моей бабушки: «Где директор этого вертепа?». – «Это агентство Мариам, бабушка. Я ей только помогаю». – «Шлюха!». – «Бабуля, это – бизнес. Мариам никогда мне не изменяла». – «Ты – шлюха!».
Новоиспечённое свингер-семейство, гости и моя бабушка, демонстративно покидают зал. Мариам отвешивает мне пощечину, снимает с пальца обручальное кольцо, кладёт мне в нагрудный карман пиджака и, со словами «Засунь его себе в жопу», уходит под руку с секьюрити. Он, на прощание, окидывает меня презрительным взглядом сверху вниз. Я смотрю на свои туфли и вижу, что на мне, вместо брюк, лосины. Как это…?
- Ты спишь?
- А?! Да, слава Богу. Выключи телевизор.


Телевизор

- Ты бы её трахнул?
- Нет.
- А ту, из индивидуального прогноза погоды?
- Тем более.
- Врёшь. Покажи мне кого бы ты трахнул?
Я нашёл CNL, «Откровения Майкла Джексона», направил пульт на ведущую и нажал «Fuck». Она, подмигнув, поманила меня пальцем.

- Привет, мой сладкий! Где пропадаешь? Пишешь? Поёшь?

- Привет, моя маленькая бестия! Пописываю пунктиром, попеваю между затяжками. Большую часть времени отнимают утренняя хандра, наполнение ванны, борьба с облысением и размышления о вреде кофе. Это расшатывает нервную систему, но стимулирует духовный рост. Стал говорить стихами. Сегодня на сообщение автоинформатора о задолженности за услуги связи ответил куплетом:

К облакам от земли
поднимаясь всё выше,
я тебя не услышу,
ты меня не зови.

Экономлю на зеркале. Причёсываюсь, глядя в экран. Очень по тебе скучаю!

- Извини! У меня вторая линия. Свяжись со мной по этому номеру.

Бестия пальчиком указала на номер в правом нижнем углу экрана и вернулась к откровениям Майкла.

- Если ты – несовершеннолетний, беременная женщина, параноик или пилот авиалайнера, не рекомендую тебе смотреть эту передачу. То, что ты сейчас услышишь, может навсегда изменить твоё отношение к миру и окружающим тебя людям. Всё, чем тебя пугали до сих пор, – СПИД, глобальное потепление, мировой заговор, терроризм, апокалипсис, повышение тарифов на коммунальные услуги – всё это подготовка твоей нервной системы к самой страшной и жестокой правде. Ты уже усвоил, что всё плохо. Ты уже готов к тому, что будет ещё хуже. Ты привык к мысли, что жить всем нам осталось максимум год, и тебе уже не страшно. Ты больше не боишься смерти. Ты боишься жизни. Посмотри, сколько людей вокруг тебя сошло с ума от страха. Они объединились в группы по интересам, и там боятся жить вместе. Им легче, у них один страх. А у тебя страхов много. Потому, что ты не состоишь в этих группах, и каждая пугает тебя своим, самым страшным страхом. Признайся, ты удивляешься, когда встречаешь счастливого человека? Он, может быть, не очень красив и не слишком эрудирован. Он, просто, ничего не боится и никого не пугает. Он умеет улыбаться. Может он сумасшедший? Точно! Он сумасшедший! Держись от него подальше. Вдруг, кто увидит тебя рядом с ним... И не улыбайся. Хотя бы, когда идёшь по улице. И на работе не нужно. И не говори, что всё хорошо. Это уже не актуально. Это вчерашний день. Это было модно, когда ты боялся смерти. А сегодня тебе терять нечего. И если ты попытаешься объяснить окружающим, что всё это придумали журналисты и политики, что старшее поколение, которое помнит войну, голод и разруху, жалуется на нищенские пенсии, сидя на диване в тёплой квартире перед телевизором, с чашкой чая в одной руке и бутербродом в другой, что степень личной свободы достигла тех небывалых высот, когда ты можешь говорить всё, что взбредёт тебе в голову о самых сильных мира сего, не вспоминая, как наши родители рассказывали анекдоты на кухне шёпотом, опасаясь бдительного соседа за стеной, о том, что наши дети умнее нас, и мы называем их «поколение индиго»... Тебя никто не услышит. Это никому не интересно. Хочешь, чтобы тебя услышали? Ври. Хочешь, чтобы тебе поверили? Ври патологически. Удивляй! Шокируй! Запугивай! Кричи! Потому, что все вокруг оглохли от вранья и онемели от страха. Думаешь, я социопат? А как ещё я могу привлечь твоё внимание, когда ты не веришь никому и ни во что? Тебя с детства учат убивать. Сначала книги и фильмы о войне, где миллионы людей героически истребляют себе подобных. Потом ковбои, пираты и разбойники обучат тебя жадности, жестокости и предательству. Дальше крутые парни из боевика зальют экран твоего телевизора краской, похожей на кровь, а маньяк из фильма ужасов научит тебя разделывать человеческую тушу бензопилой. Когда ты последний раз смотрел фильм о любви? Может, тебя учили любить в школе? Я не о Родине. Ты боишься любить потому, что не знаешь, как это делать. Тебе не объяснили, что для того, чтобы любить другого человека, сначала нужно полюбить себя. Не защитника Родины на Боливаре, в бандане, с бензопилой наперевес, а… О! Я, даже, не знаю, кого привести в пример. Иисуса Христа и того кастрировали. Ну да, «не сотвори себе кумира». Подумай сам. Ты же ещё не разучился?


Кастинг

- Здравствуйте! Проходите, садитесь. Как Вас зовут?
- Иисус Христос.
- Это Ваше настоящее имя?
- Да. Но по паспорту я Боб Какао.
- Почему?
- В ЗАГСе отказались регистрировать меня, как Иисуса Христа. Времена были другие. У мамы были варианты: Фидель Кастро, Михаил Горбачёв, Майкл Джексон… Но сотрудник ЗАГСа сказал, что ситуация в мире не стабильная и лучше выбрать имя нейтральное, без политической и религиозной окраски.
- Понятно. Почему Вы решили принять участие в шоу «Второе пришествие»?
- Это моя миссия. Быть распятым – работа, на которую соглашаются единицы.
- Давно здесь?
- Скоро полвека.
- Я не дал бы Вам и сорока.
- На самом деле, мне 33.
- Вы спортсмен?
- Нет.
- Чем Вы занимаетесь?
- Я поэт.
- Никогда бы не подумал. У Вас шрамы на лице и руках.
- Распинают.
- Часто?
- Всю жизнь.
- Почему Вы до сих пор живы?
- Если я умру сейчас, никто не узнает, что я был.
- Понятно. Что в Киеве?
- В Киеве снег.
Парень с серьгой в ухе обернулся и посмотрел в окно.
- Ничего себе, месяц май! Эдик, смотри! А я в одной футболке.
- Снег скоро пройдёт.
- Ну, да. Итак! Чего Вы ждёте от участия в шоу?
- Распятия.
- ..? Ага. Хорошо. Сейчас мы Вас сфотографируем... Где Наташа? Вышла? Ну, ладно. Тут у Вас есть фотография в анкете. Мы сообщим Вам о результате собеседования. Спасибо! До свиданья! Удачи!
- Спасибо! До свиданья!


Учитель

- Ну, ты, хоть минутку, скучал по мне?
- Должен признаться, скучал, но некоторое время. Остальное время работал.
- Я тебе верю.
- Потому, что я никогда не вру. А если вру, то чистую правду.
- Как сейчас?
- Ложь – наивысшее из искусств. Я знаю её законы от глубин шизофрении до высот вдохновения.
- Научишь меня? Я буду называть тебя «мой учитель».
- Хорошо. Начнём. Правило 1. Всегда говори правду.
- Чтобы не приходилось запоминать кому и что соврал?
- Молодец! Способная. «Отлично» – за первый урок.
- А, кроме оценок, еще какие-нибудь поощрения будут?
- Конечно. За усердие, я буду давать тебе уроки единоборств. Мы будем встречаться на татами и проводить поединки фул-контакт.
- В кимоно?
- Это смотря где будет лежать татами. Если в гостиничном номере, то можно и без. А если в сентябре, на берегу Москвы-реки, то от погоды зависит. Открою тебе тайну. Тайну, которую знает каждый, но думает, что знает тайну. Её хранят под грифом «совершенно секретно». Но её можно прочитать, заглянув в глаза. Можно услышать в звуке голоса или увидеть в движениях тела. Она написана языком интуиции. Она передаётся по наследству много веков, а корни её висят на грани выживания.
- Это тайна охотника?
- Это тайна хищника, идущего по следу охотника. Тайна охотника на охотника.


Второе дыхание

Второе дыхание весны...
Тают невыпавшие снега.
Ветки беременны почками.
Спальни дышат половодьем.
В мартябре ожидаются отморозки.
Перелётные птицы деградировали и болеют рахитом.
Снегоуборочная техника ушла на поля собирать подснежники.
Моё сердце растаяло и капает с крыш на головы счастливых прохожих.
Я любим!
Я люблю!