– Девушка, а хотите, я Вам все это подарю?
На решетке сада были развешаны копии китайских акварелей: розовая глициния, бледные пионы, птицы и насекомые.
Ася как будто со стороны услышала собственное контральто:
– Боюсь, это нанесет непоправимый ущерб Вашей торговле….
– Ну, что Вы… – стоящий за спиной сделал ленивую паузу, его снисходительная усмешка была невидима, но хорошо ощущалась. – Я не торгую этим. Я просто могу все это купить и… подарить Вам.
И вот внутри у Аси, словно независимо от нее, прозвучало: «Лови!– это твое, то самое – прошенное…». И предшествующая тяжелая ночь всплыла в памяти.

Почти сразу по приезде в Питер, Ася и Лера вселились в тесную комнатку на Кирочной. Нет, она не была похожа на гроб, она была похожа на пенал, лежащий на узкой стороне, так что Асе все время хотелось ее перевернуть. Посредине комнаты стояла кровать, составленная из двух кушеток. Ее ширина равнялась ширине комнаты, поэтому к столу приходилось не идти и перебираться.
Хозяин квартиры – однорукий циклоп с бабьим лицом и белобрысым пухом на голове, носил совершенно неподходящее ему имя – Виталий Александрович.
– Девушки – это ничего, это можно, пусть приходят… … – он кокетливо подмигнул единственным глазом, – Но парней я не разрешаю, даже чтобы на пороге, а то знаю я вас, как это оно….
Строгость на его физиономии боролось с гримасой сального удовольствия, так что, заканчивая внушение, он едва не облизывался.
Личность Виталия Александровича не производила приятного впечатления, но квартира очаровала расположением: институт, в который Асе посчастливилось поступить, был в двух шагах. Удачным совпадением было так же соседство Лериной питерской приятельницы – Нинки Хлебцовой по прозвищу Хле. Как раз в это время она пристроилась в том же самом доме у своего фиктивного мужа: сестра его родила и нуждалась в няньке.
Ну и, конечно, питерская экзотичность – изразцовая печь, лепнина и странно изогнутый коридор с окном, упирающимся в кирпичную кладку.
Отрицательные стороны начали проявляться после вселения. Первым неприятным открытием были тараканы, точнее, их количество. Несмотря на то, что вдоль всех плинтусов было разложено какое-то белое снадобье, они плотно оккупировали кухню и не прочь были наведаться в комнаты. Ася боялась их панически.
Второй сюрприз преподнесло воскресенье – Виталий Александрович обнаружил способность, пьянствуя в одиночестве, доходить до ловли потусторонних существ. Процесс сопровождался вскриками, подвываниями и топотом. Дверь комнаты не запиралась, но ее ручку удалось привязать шарфами к ножке шкафа – так было спокойнее.
А в понедельник, придя с занятий, Ася застала Леру в меланхолическом настроении. До ужина обе сидели молча, уткнувшись в книги, и только после чая Лера заговорила чуть срывающимся голосом:
– Аська…, слушай, ты не знаешь, как это выглядит, когда сифилис? Что-то там с кожей такое, еще должен быть какой-то шанкр….
- Слава Богу, не знаю, а что?
– Мне кажется, у меня эта гадость – Лерочка дернула плечом, и сделала жест, словно только что помыла руки и их не обо что вытереть.
– С чего ты взяла? Откуда?
– Откуда, откуда… – Ниоткуда! Пока ты ездила домой, я в мастерской жила у Светки, ну ты знаешь…, и там не было ванной. И один ее приятель, местный, родители уехали на дачу … ну, пригласил. Ты не поверишь, я готова была душу продать за горячую воду. Жертва гигиены, блин! – по лицу Лерочки проскользнула ее неподражаемая ассиметричная улыбка – чувство юмора не изменяло ей никогда.
– Может все-таки не то?
– Не то? Как не то? Вот, полюбуйся!
На ногах розовели припухшие расплывчатые пятна.
- Вчера было два, а сегодня вон сколько…
– Может, съела что-нибудь?
– Что съела? У нас только чай и макароны! Точно – оно: сыпь, потом шанкр, а потом нос отваливается….
Волнующая беседа была прервана стуком в дверь.
– Кто там?
– Обезья-а-ана! – пропел медовый голосок.
– А, Хле… – вяло отозвалась Лера.
- Привет, привет! Чё это кислые такие? Сидите тут – я думала Вас дома нет, гуляете по хорошей погоде, вон солнце…
– Уже нагулялись…
Лерочка выложила свой жуткий диагноз.
– А ну покажи – лицо Хле стало сосредоточенным, как у хирурга. Она уже четвертый год жила в столице. После беглого осмотра расхохоталась:
- Сифилис! – она страшно мило морщила вздернутый нос – Ой, сейчас умру! Это ж надо выдумать! Да это клопы просто. Тебя что, никогда клопы не кусали?
До Петербурга Лера жила в Покровске и с клопами дел не имела.
– Ты уверена, что клопы?
– Господи, ну точно – что я не знаю? Да они всегда в таких старых рыдванах живут.
– А как же Аська? Она же тут, на этой же постели спит… и ничего.
– Да ты посмотри на Аську, – Хле бесцеремонно ткнула пальцем – вон, вся бледная, тощая, как селедка, еще и меланхолик. Наверняка температура пониженная, а клопы только на температуру реагируют – 36, 6.
Хле была кладезем житейского опыта.
Осмотр кушеток подтвердил догадку – углы с изнанки густо чернели крапинами. Клопы – не сифилис, но радости тоже не доставляют. На следующее утро Хле притащила ромашковый порошок, от которого кровожадные твари должны были разбежаться.
- Но не гарантирую, – предупредила она – Карбофос надежнее, только трудно достать.
- У меня в общаге флакон остался. – Вспомнила Ася.
- Если ромашка не подействует, привезешь, ладно?
До общежития было часа полтора езды, если повезет с автобусом. Ася предпочла бы туда не ездить, но уже проговорилась….
Через пару дней Лера начала подозревать, что ромашка – слишком слабое средство. Но Ася еще надеялась, ведь ее, «меланхолическую селедку», клопы не беспокоили. Лерины напоминания про карбофос она игнорировала до тех пор, пока та не прибегла к крайней мере.
Мало приятного – проснуться среди ночи от того, что тебе в лицо суют гнусное насекомое.
- Вот, полюбуйся! А ты говоришь: «их нет, тебе кажется»… Я вообще не могу спать с этой мерзостью! Что тебе стоит съездить?
- Ладно, ладно, я съезжу.
- Сегодня? Пообещай, что сегодня!
- Да, да, сегодня – обещаю. Только дай поспать, мне завтра к первой паре!
Но поспать уже не удалось. Мысли хуже клопов лезли со всех сторон: темные и въедливые. Ася наконец ясно поняла – так больше нельзя. А как можно? И что делать? Бросать престижный институт и ехать в захолустный городишко, в хрущевку, к спивающемуся отчиму?
«Господи, хоть бы кто-нибудь – старый, кривой, рябой – не важно, снял мне отдельную квартиру. Чтобы только ужинать без тараканов, и спать без клопов и без Лерки! Я же все равно никому, совсем никому здесь не нужна!» – эту необычную молитву Ася повторяла в разных вариациях до утра.

- Ну так что, Вам нравятся эти копии Ци Бай Ши? – снова раздался голос у нее за спиной.
- Да, но… – Ася с удивлением ощутила приступ куража: уверенность, что сейчас все пойдет, как по маслу. – Но…, боюсь, мне некуда их повесить. Я ведь живу в общежитии.
Это была почти правда.
Теперь Ася обернулась и увидела говорящего. Он был не то, чтобы толст, но массивен и как-то компактен, как добротное каменное изваяние. Круглая, коротко остриженная голова будто выточена из диорита: все на месте и ничего лишнего. Ровный нос украшали изящные очки. В нем было что-то от холеного кота, но глаза за стеклами больше напоминали рептилию. Говорящий был не один – рядом стоял молодой человек, составлявший ему полный контраст: худой, долговязый с растрепанной черной гривой. Его бледное лицо было скорее вылеплено из глины, причем мастером-экспрессионистом: крупные неправильные, но выразительные черты и небольшие, но на редкость живые и пронзительные глаза.
- Такая красивая девушка и живет в общежитии! – Асина подача была отбита незнакомцем в очках с такой готовностью, что она смешалась: «Как-то слишком быстро все...»
- Не такой редкий случай… – пробормотала она вслух.
- Но, лучше его исправить.
- Было бы неплохо.
- По-видимому, студентка? – несколько свернул в сторону неизвестный.
- Да. Училище имени Мухиной.
- Н-да, помню это училище – двадцать пять лет назад там учились красивые девушки.
- Двадцать пять? – Ася решила проявить любезность – Как Вы можете это помнить?
- Ну, я еще и не то могу помнить – мне уже пятьдесят.
- Я бы никак не подумала! Здоровый образ жизни?
- Не то, чтобы здоровый, а… хороший. – Последнее слово было произнесено веско.
Молодой человек все время молчал, но его взгляд Ася ощущала, как алый луч лазерного фонарика.
За разговором дошли до угла Невского, который был занят уличными портретистами. Их стульчики, папки и треноги образовывали странную паутину, попав в которую неосторожный прохожий превращался в беспомощную неподвижную натуру.
- Пожалуй, это не самое удачное место для обсуждения дел. – незнакомец в очках окинул лагерь портретистов взглядом Гулливера, случайно зашедшего на лилипутскую ярмарку. – Мне кажется нам нужно встретиться в более подходящей обстановке.
- Можно – согласилась Ася.
- Я думаю, это будет ресторан «Пулковский»: сегодня в девять.
Но как раз этот вечер был занят у Аси поездкой за Карбофосом. Ее бывшая соседка по комнате, ставшая теперь безраздельной хозяйкой, обещала подъехать к восьми.
- Боюсь, сегодня у меня не получится… – Ася замялась – Сегодня у меня есть одно важное дело.
- Жаль. Боюсь, в другое время не получится у меня.
- Может быть, все-таки можно найти другой день.
- Я думаю, мы должны встретиться сегодня.
- Но почему?
- Не знаю, это ощущение… Сегодня удачное расположение звезд. А что у Вас там за дело?
- Ммм… мне нужно съездить в одно место. Это далеко. Я должна быть там в восемь.
- Ну, это пустяки! На такси за час можно доехать откуда угодно.
Ася немного колебалась – юбка и свитер, которые были на ней, идеально подходили для поездок за Карбофосом. Времени, чтобы зайти на Кирочную и переодеться оставалось в обрез.
- Ладно, хорошо, я возьму такси.
- Ну вот и отлично! – господин в очках открыл толстый, крепкий бумажник, извлек голубую банкноту и протянул Асе.
- Ох, ну зачем столько?
- Да, берите же.
- У меня есть деньги на такси.
- Ну что Вы в самом деле? Какая-то неловкая ситуация! У меня просто нет более мелких денег.
И купюра как-то сама оказалась в асиной руке.
- Значит так, возьмете такси и просто скажете водителю, чтобы он ехал к «Пулковскому». Этот ресторан все знают. А там уже, когда приедете…
Но Ася не могла слушать, она все еще колебалась: «Пулковсий... – ресторан, гостиница, номер, задаток взят, если же взят…, а утром… утром?» Ее растерянный взгляд упал на лицо молодого человека, и тут же на этом лице заговорщически мелькнула, как тень, улыбка джокера.
- Нет, я так не могу! Простите, не могу.. – она торопливо сунула купюру в карман кожаной куртки незнакомца и быстро, не оглядываясь, полетела по Невскому вниз, в сторону Гостинки. И все-таки успела услышать у себя за спиной каменное: «Ну и зря!».
Эта коротенькая фраза не отпускала ее до конца дня, да и дальше – много дней спустя она иногда всплывала в памяти, как мертвая холодная рыба.

- Просто сделала глупость! – в голосе Льва Палыча слышалась досада: он не любил проигрывать.
- Я сам нэ рад, что выиграл… – грузинский акцент, с которым Гия пытался бороться, выдавал волнение – Вот, она, девушка, которая не ведется на деньги, но она ушла! Она есть в этом городе, но она не достанется ни Вам, ни мне….
- И думаю, в этом нам как раз повезло. – Лев Палыч устремил на Гию свой взгляд древнего ящера – От девушек, которым не нужны деньги, надо держаться подальше. Ты, вот, думаешь, что это скромница, а это гордячка. Ты думаешь, ей ничего не нужно, а у нее аппетиты побольше чем у валютной шлюхи. Та возьмет свои деньги и успокоится, а эта – нет, эта не успокоится, пока не получит тебя всего, с деньгами, с мыслями, со всеми потрохами.
Гия только чуть дернул в ответ головой – то ли в знак согласия, то ли чтобы скрыть случайно и не к месту мелькнувшую на лице улыбку. Он был молод и еще не боялся любви.