Митра склонил чело над горизонтом, по узеньким мощенным улочкам поползли тени. Маленькие, кособокие домики из глины и серого кирпича прикрыли свои незрячие окна ставнями, и дружно выдохнули струи сизого очажного дыма.
Холодный, пропахший дымом воздух бодрил тело и дух, словно бы говоря: еще один день прожит, а значит, быть может, завтра мы проснемся, прогоним прочь злую Бушьясту-лень, и снова примемся за работу…. Будем жить….
Однако жители города и не думали отходить ко сну. После обычной вечери взрослые мужи, уложив жен и детей спать тайком выбирались из дома и, прячась в сумеречной мгле, торопились на главную площадь. Заезжий путник удивился бы, увидев, как закутанные в серые полотнища, горожане спешат куда-то, несмотря на поздний час. Такому странному поведению непременно должно быть какое-то объяснение….
И оно, конечно же было – утром в город привезли пленного Йиму.

Много чужеземцев пришло вслед за Дахаком. Были среди них и туры, и хаониты, и даже хитрые, изворотливые мунды. Войско Варны было столь велико, что по ночам на земле, казалось отражалось звездное небо – так много было на ней костров. Дэвоны привели с собой столь диковинных зверей: горбатых уштов, столь редких в полуночных краях, и невиданных прежде чудовищ, – огромных словно горы, клыкастых индриков, названных потому, что на крупнейшем из них разъезжает дэв Индра.
Посреди площади, на том месте, где раньше стояло святилище Мирты, теперь воздвигли деревянный помост. Его окружали три кольца воинов-девонов, облаченных в кожаные панцири, обшитые бронзовыми и костяными чешуями. Лица дэвонов скрывали черные полотнища, прижатые к голове бронзовыми шлемами-колпаками.
Посреди помоста стоял золоченный престол, украшенный причудливым завитушками и змеиными головами – его установили еще днем, с тех пор он пустовал.
Горожане ждали, что вот-вот появится кавай, но князь, похоже, решил не высовываться из дворца – казнили, конечно, Йиму, но кто знает кого дэвоны решат казнить следом?
Когда вывели Йиму – нагого, грязного, безумного – толпа тяжело охнула – люди отводили глаза, не в силах смотреть на того, кого еще недавно звали Величайшим из Людей.
Бессмертный Владыка таращил глаза и плевался, размахивал руками, пытаясь оборвать свои путы, но дэвоны-палачи хорошо знали свое дело – путы не ослабевали ни на миг, и время от времени на спину Йимы со свистом опускалась плеть. На коже оставался длинный багряный след, который тут же, чудесным образом заживал, не оставляя следа.
Наконец несчастного взвели на помост и прижали палками к дощатому настилу.
Затем мостовая задрожала, и по главной улице, сбивая зазевавшихся горожан, пронеслись колесницы, запряженные злыми турскими жеребцами. На передней колеснице ехал Саам Дахака, принявший облик бледнолицего черноволосого юноши. Царь Варны был облачен в бронзовый панцирь и черную свиту, которая развевалась за его спиной. Смеясь, дэв хлестал плетью возницу-тура и горожан, не успевших убраться подальше.
Следом на такой же колеснице мчался брат Йимы – Спитур, правивший ныне Парадизом. Владыка был бледен и испуган. Он не кричал и не смеялся, как Дахака, и вздрагивал при каждом щелчке дэвовской плети.
Дахака взошел на помост, с довольным возгласам пнул бессильное тело Йимы, и уселся на престоле, окинув толпу довольным и наглым взглядом. Справа от него застыла бледная, тощая фигура царя Спитура.
- Люди Арианам-Вейджи! – Дахака не кричал, однако его голос слышали даже те, кто стоял на дальнем конце площади – сегодня вы увидите смерть своего Пастыря! Шесть веков он правил вами, как скотом, и теперь вы наконец обретете свободу!
Люди молчали.
Дахака хмыкнул, обводя взглядом толпу. Что видел он? Ненависть, не скрытую ничем ненависть…. Сейчас эти люди или, дышали этой ненавистью – будь у них смелость, они бы раздавили Дахаку, и не спас бы его ни тройной кордон, ни его страшная дэвовская суть. Да, конечно, многие бы погибли в схватке с ним, но… в мире смертных сила дэвов имела свои пределы. Пока еще имела.
Но люди не смели тронуться с места. У них и в мыслях не было напасть на Дахаку – такова была сила страха.
И поэтому Владыка Варны продолжил:
- Молчите? Не радуетесь? Вы что жалеете этого – Дахака кивнул на Йиму – конечно, вы же обязаны ему жизнью…. Это он спас ваш род от Великой зимы…. Так вы считаете? Откуда же вам знать, вам, чьи праотцы еще жили в Парадизе, что без Йимы никакой Великой Зимы не было бы!
Народ вздохнул во второй раз. Зашелестела первая волна вопросов и оговорок….
Дахака наслаждался эти шелестом какое-то время, затем продолжил:
- Если бы Йима не осквернил ваш род, если бы не вступил в отвратную связь с паирикой, если бы не вкусил плоти священного животного, разве боги послали бы на вас такую кару? Не было бы Зимы, не было бы Парадиза…. Ничего! Этого! Не было бы! – последние слова Дахака прокричал, вернее, прорычал, да так, что глиняная чешуя на стенах дворца, задрожала и посыпалась.
- По вине этого человека погиб старый мир! Разве вы не видите следы безумия на его лице?
Йима застонал и потерял сознание. Слюна текла по его бороде, глаза закатились, остались только пустые белки.
- И! Потому! Сегодня! Мы! Судим! Его! Судом! Бессмертных! – выкрикнул Дахак – И! Потому! Его! Казнит! Родной! Брат!
Спитур задрожал всем телом, закрыл глаза и пробормотал что-то себе под нос – должно быть какое-то заклинание. В руках у него появился бронзовый клинок-пила. В этот момент Йима очнулся и закричал:
- Не надо! Брат!
- Заткнись! – сквозь зубы прошипел Спитур – я сказал тебе: заткнись!
- Народ, выращенный в раю…. Знаете как спасались от холода те, кого Йима не взял в свой Парадиз? Они забирались высоко в горы, прятались в утлых лачугах, убивая друг друга, чтобы прокормиться…. А когда начался потоп, они благодарили меня, – меня! – за то, что я впустил их в свое горное царство! Нет! Никакого! Парадиза! – орал Дахака.
Пила вошла в плоть Иймы немного пониже ребер.
- Он лгал вам всем…. Он не вашего племени…. Беглец из далеких миров, мнящий себя богом…. Это его, а не вас прокляли боги…. Никакого! Пастыря!
Спитур пилил неуверенно, однако его закаленные в боях руки знали свое дело. Ийма извивался и захлебывался кровью, но сильная рука Спитура плотно прижимала его к помосту.
- А разве он боролся со мной, когда я привел войско под стены Парадиза? Нет, он как трус бежал, забыв про людей и богов…. Никакого! Иймы!
Плоть Йимы не успевала затянуться, пила уродовало его, некогда прекрасное и сильное тело, не знавшее ни болезней ни старости.
Пила с хрустом врезалась в позвоночник, оказавшись как раз между позвонками, и в мгновение разрезало хрящ. Ийма широко открыл черный от крови рот, и обмяк. Рядом повалился бесчувственный Спитур.
- Никакого Иймы… – довольно прошипел Дахака.