Чайлдфри как гуманистическая позиция / Олег Аршинов Godfather
10.07.2015 14:08:00
1. К вопросу о самом понятии Чайлдфри. Юридически – все граждане являются чайлдфри, так как в российском законодательстве нет указаний на то, что человек обязан продолжать род – ни женщина, ни мужчина. Было бы странно представить человека, который считает себя непременно обязанным родить ребёнка. Животное не считает себя обязанным продолжать род, так как просто пассивно выполняет биологическую программу. Человек же – обладатель сознания, что уже само по себе подразумевает возможность выбора направления своих действий в зависимости от личных склонностей. Тот, в ком животная потребность перевешивает все остальные аспекты жизни, – не делает ничего нравственного или правильного – он также просто исполняет некую базисную программу. Потому – раз в свободном государстве никакие надзиратели не заставляют совокупляться – стоит ли выделять для вполне допустимого взгляда на жизнь какое-то отдельное слово и понятие – Чайлдфри? Ведь самой собой разумеется, что отсутствуют объективные обязательства, есть просто некая биологическая тенденция. Уже то, что обществу понадобилось отдельное понятие для выделения особой группы людей, просто делающих подходящий для них выбор, – не говорит ли это о низком уровне развития общественного сознания в целом? Вроде бы очевидная отдельному человеку вещь – обществу совсем не очевидна. Значит ли наличие некоего напряжения, возникающего при обсуждении данного вопроса, что общество и отдельные индивиды чувствуют себя скованными некими долженствованиями? (А по сути, просто инстинктами, возведёнными в ранг социальной нормы). Вероятно, да. И это очередной признак отсталости нашего общества от европейского.
Я, как вполне цивилизованный человек, не считаю, что мне нужно присовокупливать к себе некий отдельный ярлык, некое свидетельство принадлежности к той или иной стороне в данном вопросе (как отражение общественной позиции), так как этот вопрос (деторождения) считаю лично для себя просто несущественным, не вызывающим волнения и интереса, чтобы как-то зацикливаться на нём. Тем более, мне неясно, зачем элементарные вещи возводить в ранг неких аномалий или прецедентов. То есть, я не уделяю время размышлениям – заводить мне ребёнка или не заводить, меня просто настолько занимают другие интересы (которые в персональной ценностной иерархии значительно перевешивают всё, что связано с деторождением), что остальное меркнет. Более того, мой образ жизни, воззрения, привычки могут вступать в явный антагонизм с неизбежными атрибутами семейной жизни, поэтому семейный вопрос я просто отсекаю, как помеху, чтобы не создавать неприятного диссонанса. То есть, неизбежен выбор – либо сохранение устоявшегося уклада, либо отказ от него во имя семьи и детей. Есть конечно, третий вариант: совершенно не размышлять о выборе и нарожать детей, ничего не меняя в своей жизни, – что было бы совершенно ущербным в нравственном плане. Это к вопросу об ответственности за детей. Уж если человеку свойственно чувство ответственности, он, зная свои особенности и слабости, которые не совместимы с созданием семьи, – не будет делать несчастными своих потенциальных близких, ввязывая их в рискованную авантюру, не будучи уверенным, что может сделать всё во имя них.
2. Мне удивительно, зачем люди добровольно сковывают себя некими долженствованиями перед обществом и государством, в то время как для этого нет никаких рациональных оснований. Единственным рациональным основанием может быть только чёткое понимание плана по созданию и развитию будущей семьи, который основывается на взвешивании всех объективных «за» и «против» – как общественно-экономических, так и личностных. А в людском слепом подчинении себя власти необходимости, вероятно, сказываются прежде всего инстинктивно-гормональные влияния, на почве которых и произрастают социальные догмы. Хотя, я – как существо мужского пола – скажу: по сути, нет никакого инстинкта продолжения рода – есть инстинкт полового влечения (Эта мысль мне уже где-то попадалась). То есть, условно, каждая вторая (третья) девушка, встреченная мной на улице, может вызвать у меня некие физиологические реакции, но это не значит, что я буду сразу думать о нашем с ней будущем потомстве. Кстати, сам инстинкт полового влечения не может быть оправданием общественного принуждения к деторождению, т.к. человек не просил, чтобы природа вкладывала в него этот инстинкт, и не виноват, что испытывает удовольствие от процесса секса, – инстинкт просто исподволь начинает проявляться у него практически с детства, а механизм получения удовольствия как раз-таки есть именно приманка природы в интересах продолжения рода. А то, что «природно» – не значит «хорошо» и «должно». Апелляция к природе есть одно из популярных когнитивных искажений и манипулятивных приёмов в идеологическом споре. (Впрочем, когда это выгодно, его может применять и та сторона, которая ещё недавно обличала сию уловку).
3. И да, возможно, у женщин более явно может заявлять о себя именно инстинкт продолжения рода, а не инстинкт полового влечения, ведь нередко мы можем слышать от женщин вполне конкретное – «хочу ребёнка». Но апелляция к этому моменту тоже никак не оправдывает в моих глазах принуждение к деторождению. «Что русскому хорошо – то немцу смерть», так я метафорически обозначил некую враждебность между двумя полами и возможность резкого антагонизма между желанием одного партнёра и другого. Вообще, в философской мысли принято считать, что именно Женственность – есть нечто природное, животное, базисное, то, что не размышляет, а действует исходя из слепого влечения. Мужское же начало – это прорыв, революция, оппозиция, нонконформизм, альтернатива, преобладание рациональности, здравого смысла. Пусть это и некие умозрительные модели, которые в реальности могут иметь вариации, – но я мог бы сказать вот что, исходя из данных посылок : Цивилизация – это победа Мужского над Женским, это обуздание неистовства природного хаоса и приведения его в пристойный, организованный вид. (Конечный вывод верен только при условии, что верны начальные посылки, то есть такое определение цивилизации допустимо, если понимать под мужским и женским именно то, что я описал, – но с этим можно не соглашаться, так как – повторюсь – в жизни мы видим частые отклонения от этих крайне-противоположных значений. В целом же – Женское здесь критикуется в основном по причине того, что именно оно больше ассоциируется с сексуальностью и продолжением рода). --- дополнение в скобках введено после проявлений читателями негативного отношения к третьему пункту.
4. Мне кажется, чем более человек (мужчина или женщина) сомневается над вопросом деторождения – тем более это говорит о его интеллигентности и развитости (только если это не позиция бездумного протеста и оголтелого эгоизма). Женщина также теперь имеет потенциал для победы над животным началом в себе, этому её научила Цивилизация. Мужчину же Цивилизация должна научить не быть слишком падким на женские прелести, помня, что в момент разглядывания женщины он является просто жалким инструментом исполнения слепой природной воли, а вовсе не «охотником» и «завоевателем» – это всего лишь его самолюбование. Куда большее моральное удовлетворение можно получить, чувствуя себя настолько сильным, что можешь легко и с презрением отказаться от соблазна. Хотя, ничто не мешает издевательски обмануть природу, – вступив в интимную близость с милой особой, но исключив возможность зачатия – показывая тем самым своё превосходство над остальными животными видами, которые есть лишь марионетки в руках слепого властелина – биологии бытия.
5. Я не считаю, что непременная склонность к деторождению есть обязательная составная часть нравственного императива человека. Скорее наоборот – тот, кто размышляет над этим вопросом, вот он-то с большей вероятностью и может быть назван нравственным, т.к. он представляется мне более ответственным (без чего невозможно быть нравственным), чем яростный сторонник деторождения. Последний, правда, может утверждать, что он более ответственен, так как печётся за распространение и упрочение вида в целом. На что я отвечу, что при рациональном подходе также можно сохранить благополучие вида, регулируя и контролируя его численность, – тем самым достигая КПД не тупым количеством, а позитивным качеством. К тому же, о степени ответственности меня и моего оппонента можно спорить, так как «рационалист» куда более беспокоится о судьбе конкретного потенциального ребёнка и о личной свободе, – ставя их в совокупности выше, чем чем судьбу отвлечённого вида. Этот подход представляется мне более гуманным, так как он не допускает принесения меньшего в жертву большему, а такое принесение в жертву есть чуть ли не главное свойство тоталитаризма. С либеральной же точки зрения интересы вида не могут радикально ограничивать интересы личности (а либеральная организация общества, как видно, стоит эволюционно выше любого тоталитарного (авторитарного) режима). Кроме идеологических аргументов в пользу отказа от деторождения или равнодушия к этому вопросу, есть, конечно, и чисто эстетические, которые могут предъявляться людьми творческими и тонкочувствующими.
6. Ещё аргумент от идеологии: деторождение, как известно, относится к сфере частной жизни индивида, а вмешательство в неё возможно в строго ограниченном числе случаев, в основном, когда эта частная жизнь несёт серьёзную, даже физическую угрозу здоровью и комфорту других индивидов. Остальное является личным делом, и неприкосновенность должна охраняться государством. В светском государстве семья не является чем-то «святым», «жизненно-важным», «целью и смыслом». Такое отношение даже представляется в определённой степени ограниченным и примитивным. В конце концов, семья – это просто юридически упорядоченное поле для сексуальных утех и попутного строгания потомства. Ведь, в принципе, ясно, что настоящая, великая любовь возможна без каких-либо общественно-государственных вмешательств и не обязательно должна приводить к появлению потомства. Даже больше скажу, какие-либо упорядочивания и ограничения это чувство скорее погубят, заставят увянуть, потонуть в бытовом болоте. В том-то и ценность великого чувства, если кого-то судьба им вдруг одарила, – что оно возвышается как над примитивными биологическими составляющими жизни, так и над практическими соображениями. Итак, сфера любви – это прежде всего частная (личная) жизнь. Да, и если уж быть последовательным, то есть ли какой-то смысл в рождении ребёнка вне великого и всепоглощающего чувства? В ином случае это просто животный механический акт. Родить чтобы родить. Если уж появляется на свет новый человек, то этому следует быть только на почве настоящей любви, а не каких-то увлечений или сочетаний по расчёту. Сама любовь не обязывает к рождению ребёнка, но может считаться необходимым условием. А много ли мы видим в жизни чистых тургеневских историй? То-то же.
7. Тот факт, что человек появился на свет и живёт по биологическим причинам, никак не обязывает его выполнять по сути бессмысленную, слепую природную необходимость, которая никак не учитывает и не считается с его личными желаниями. Будучи рождённым, человек не становится должным родить, – на это нет никаких чётких ни философских, ни юридических, ни нравственных оснований. Человек не должен исполнять никакой «природный долг», т.к. непонятно, какое этот долг имеет происхождение и конечную цель. Если уж человек выделился эволюционным путём из остальных видов, то соответствовать званию «венца природы» можно лишь руководствуясь прежде всего цивилизационно-культурными соображениями, а не опускаться вновь на животный уровень, отдаваясь во власть слепой биологической стихии.
8. Говоря об аргументах в пользу Чайлдфри, здравомыслящий человек не может не упомянуть о проблеме российских детдомов. Учитывая очень большое количество детей, находящихся там, странно слышать разговоры с негативными отзывами о людях без своих детей, когда лучше было бы почаще говорить о детдомовских жителях, которых почему-то наши патриоты, любители родины, не торопятся расхватывать, искажаясь судорогами праведности. Очень странно, – люди, которые говорят, что любят детей, когда речь заходит об усыновлении, совершенно меняют интонации диалога и выражение лица – «Ну, как же, это же не мои дети, а я хочу своего! Имею право!». Ну да, конечно, только здесь явное несоответствие между декларируемой нравственностью, любовью к детям и родине и реальной позицией, проявляемой в действиях. Точнее, в отсутствии действий. Тысячи детей в детдомах годами ждут, когда за ними придут мама с папой, любящие родину, а в итоге в 18 лет их выкидывают на произвол судьбы со всеми вытекающими прелестями, либо они к этому времени переселяются на ПМЖ в психо-неврологический интернат. И где все эти годы находятся любители детей? Почему у нас ещё не исчезли детдома? Да потому что лицемеры лишь лелеют собственный эгоизм, желая воплотить к существованию организм, который связан биологически с каждым из них, – то есть они просто хотят примитивного самоутверждения (биологического характера), прикрываясь словами о любви к детишкам. Если это и не эгоизм, а всего лишь природный инстинкт, то это не делает любителей семьи более нравственными. Ведь если ты любишь детей вообще, то почему тебе не спасти от страданий хотя бы одного или двух из них? Разговоры о желании именно своего ребёнка только обличают животную подоплёку поведения противников Чайлдфри, – а другой подоплёки и нет. Им бы лучше молчать в тряпочку, учитывая количество никому не нужных детей в нынешней России.
9. И напоследок ещё один аргумент нравственно-гуманистического характера. Дело в том, что человек (два человека), принимающих решение о рождении на свет ребёнка, берут на себя крайне серьёзную ответственность – они буквально заставляют жить, приказывают жить тому, кого они почему-то решили необходимым создать. По какой-то причине считается, что создать новое существо – это акт бесспорно гуманный и высокоморальный, даже относится к сфере долга и призвания каждого человека. Это почти все считают априори верным, думая, что сам факт существования ценностно перевешивает все негативные аспекты этого существования, искупает любую ответственность за рождение. Новому человеку как бы говорят – «Да, жизнь тяжела, но тебе придётся жить, потому что мы так решили, мы сделали то, что должны, и ни в чём перед тобой не виноваты, потому что это повсеместный порядок вещей в этом мире. Более того, мы не только не сделали ничего плохого, но ты ещё и в долгу перед нами, что мы дали тебе жизнь, поэтому ты обязан терпеть всё, что встретишь в жизни несправедливого и страшного.» Такой подход интеллигентному человеку вполне оправданно может показаться не то, что спорным и необдуманным, а даже жестоким. Ведь по сути, создавая человека, родители почти наверняка обрекают будущего жителя планеты (а тем более России) на многие горести, страдания, разочарования, беды и напасти. С полной уверенностью, что они делают праведное дело – не размышляя ни о гуманизме, ни о совести. Никому не приходит в голову, что, возможно, более гуманным актом к ребёнку было бы не рожать его, если изначально понимаешь все риски, и болит душа, представляя как будет мучиться твой ребёнок в этом мире. Но нет, родители беспокоятся о долге перед обществом, конкретно женщины не могут справиться с влечением к материнству, а мужчины – с влечением к женщинам. И никто особенно не думает о судьбе главной биологической цели этих действ – потенциального человека. С чего я должен идти на поводу у своего инстинкта, и подчиняться ему, несмотря на то, что я знаю этот мир и все его бесчисленные несправедливости и заранее могу спрогнозировать возможные последствия появления на свет ребёнка? Какие аргументы должны заставить меня проигнорировать здравый смысл и дать свершиться грубому природному произволу, который презирает и пожирает в своей мясорубке любой гуманизм и сострадание? Поэтому, прежде чем рожать ребёнка, я должен крепко подумать, имею ли я право брать на себя самодовольную и горделивую роль Творца, вершителя судеб, – при этом считая себя сострадательным и интеллигентным человеком. Я считаю очень спорным, что сама возможность жить на свете перевешивает все негативные аспекты этого существования и может оправдывать неутолимое стремление людей навязывать, популяризировать деторождение. Вообще, тех, кто имеет непримиримую и бескомпромиссную позицию (говоря, что все должны рожать без размышлений) – я считаю грубыми и бесчувственными людьми. Может, вот таким-то в первую очередь и не надо иметь детей, учитывая их некоторую склонность к жестокости?..
10. Итак, итог нашего нравственно-идеологического ликбеза. Прежде всего, нужно понимать, что инстинкт размножения – это всего лишь животный инстинкт, и не делает его обладателей более «достойными», чем те, кто его не имеет, или игнорирует по разумным соображениям. Даже наоборот, – те, кто слепо подчиняются базовой, низшей потребности организма, не используя рациональный, интеллектуальный подход к данному вопросу, – (не взвешивая все «за» и «против» конкретно в своей индивидуальной ситуации – то есть проявляющие безответственность как люди и как граждане) – вот те то индивиды и не могут считаться вполне людьми, во всяком случае их можно считать с полным правом людьми примитивными, недоразвитыми. Как раз-таки осознанное поведение выделило человеческий вид из остальной природы, – и является основанием его достоинства. Именно Разумом двигались вперёд великие представители нашего вида, именно он воздвиг вечные памятники нашей культуры, – и оправдал их необходимость и смысл. Эволюция – это усовершенствование, оно привело нас к возможности делать осознанный выбор. Именно осознанный выбор – есть основа либеральной демократии – самой цивилизованной организации общества из существующих. Она защищает выстраданное веками право индивида на его самоопределение. Что может быть выше этой идеи?.. Так Надстройка проявляет себя в доминантности над базисом.
11. То есть исходя как из соображений общественного развития, так и из соображений гуманистических – право выбора человека важнее, стоит выше природной необходимости. Потому что эволюция ведёт к социальному прогрессу, а прогресс неизбежно доводит развитие до той точки, когда идея свободы выбора становится высшей ценностью, даже выше природного базиса. Вот такая штука. А вообще, население мира неуклонно растёт. Огромное количество неблагополучных – голодающих, бездомных, необразованных. Причём, чем цивилизованнее общество – тем менее агрессивна рождаемость, – хотя, казалось бы, почему европейцам не использовать благоприятные условия, и не рожать активнее, – и почему бы не взяться за ум жителям Индии, Африки, – которые обрекают новые поколения на многие страдания. Рождаемость нужно брать под контроль, насколько это возможно. Сейчас огромное количество людей голодает, а с течением времени будет голодать ещё больше. Исходя из всего вышеизложенного, хотелось бы, чтоб каждый человек оценивал свои мотивы и поступки не только из соображений общественного долга, но и прислушивался к внутреннему голосу совести, который может излечиться от немоты лишь после целебных сеансов размышлений и взвешиваний объективных «за» и «против».
Я, как вполне цивилизованный человек, не считаю, что мне нужно присовокупливать к себе некий отдельный ярлык, некое свидетельство принадлежности к той или иной стороне в данном вопросе (как отражение общественной позиции), так как этот вопрос (деторождения) считаю лично для себя просто несущественным, не вызывающим волнения и интереса, чтобы как-то зацикливаться на нём. Тем более, мне неясно, зачем элементарные вещи возводить в ранг неких аномалий или прецедентов. То есть, я не уделяю время размышлениям – заводить мне ребёнка или не заводить, меня просто настолько занимают другие интересы (которые в персональной ценностной иерархии значительно перевешивают всё, что связано с деторождением), что остальное меркнет. Более того, мой образ жизни, воззрения, привычки могут вступать в явный антагонизм с неизбежными атрибутами семейной жизни, поэтому семейный вопрос я просто отсекаю, как помеху, чтобы не создавать неприятного диссонанса. То есть, неизбежен выбор – либо сохранение устоявшегося уклада, либо отказ от него во имя семьи и детей. Есть конечно, третий вариант: совершенно не размышлять о выборе и нарожать детей, ничего не меняя в своей жизни, – что было бы совершенно ущербным в нравственном плане. Это к вопросу об ответственности за детей. Уж если человеку свойственно чувство ответственности, он, зная свои особенности и слабости, которые не совместимы с созданием семьи, – не будет делать несчастными своих потенциальных близких, ввязывая их в рискованную авантюру, не будучи уверенным, что может сделать всё во имя них.
2. Мне удивительно, зачем люди добровольно сковывают себя некими долженствованиями перед обществом и государством, в то время как для этого нет никаких рациональных оснований. Единственным рациональным основанием может быть только чёткое понимание плана по созданию и развитию будущей семьи, который основывается на взвешивании всех объективных «за» и «против» – как общественно-экономических, так и личностных. А в людском слепом подчинении себя власти необходимости, вероятно, сказываются прежде всего инстинктивно-гормональные влияния, на почве которых и произрастают социальные догмы. Хотя, я – как существо мужского пола – скажу: по сути, нет никакого инстинкта продолжения рода – есть инстинкт полового влечения (Эта мысль мне уже где-то попадалась). То есть, условно, каждая вторая (третья) девушка, встреченная мной на улице, может вызвать у меня некие физиологические реакции, но это не значит, что я буду сразу думать о нашем с ней будущем потомстве. Кстати, сам инстинкт полового влечения не может быть оправданием общественного принуждения к деторождению, т.к. человек не просил, чтобы природа вкладывала в него этот инстинкт, и не виноват, что испытывает удовольствие от процесса секса, – инстинкт просто исподволь начинает проявляться у него практически с детства, а механизм получения удовольствия как раз-таки есть именно приманка природы в интересах продолжения рода. А то, что «природно» – не значит «хорошо» и «должно». Апелляция к природе есть одно из популярных когнитивных искажений и манипулятивных приёмов в идеологическом споре. (Впрочем, когда это выгодно, его может применять и та сторона, которая ещё недавно обличала сию уловку).
3. И да, возможно, у женщин более явно может заявлять о себя именно инстинкт продолжения рода, а не инстинкт полового влечения, ведь нередко мы можем слышать от женщин вполне конкретное – «хочу ребёнка». Но апелляция к этому моменту тоже никак не оправдывает в моих глазах принуждение к деторождению. «Что русскому хорошо – то немцу смерть», так я метафорически обозначил некую враждебность между двумя полами и возможность резкого антагонизма между желанием одного партнёра и другого. Вообще, в философской мысли принято считать, что именно Женственность – есть нечто природное, животное, базисное, то, что не размышляет, а действует исходя из слепого влечения. Мужское же начало – это прорыв, революция, оппозиция, нонконформизм, альтернатива, преобладание рациональности, здравого смысла. Пусть это и некие умозрительные модели, которые в реальности могут иметь вариации, – но я мог бы сказать вот что, исходя из данных посылок : Цивилизация – это победа Мужского над Женским, это обуздание неистовства природного хаоса и приведения его в пристойный, организованный вид. (Конечный вывод верен только при условии, что верны начальные посылки, то есть такое определение цивилизации допустимо, если понимать под мужским и женским именно то, что я описал, – но с этим можно не соглашаться, так как – повторюсь – в жизни мы видим частые отклонения от этих крайне-противоположных значений. В целом же – Женское здесь критикуется в основном по причине того, что именно оно больше ассоциируется с сексуальностью и продолжением рода). --- дополнение в скобках введено после проявлений читателями негативного отношения к третьему пункту.
4. Мне кажется, чем более человек (мужчина или женщина) сомневается над вопросом деторождения – тем более это говорит о его интеллигентности и развитости (только если это не позиция бездумного протеста и оголтелого эгоизма). Женщина также теперь имеет потенциал для победы над животным началом в себе, этому её научила Цивилизация. Мужчину же Цивилизация должна научить не быть слишком падким на женские прелести, помня, что в момент разглядывания женщины он является просто жалким инструментом исполнения слепой природной воли, а вовсе не «охотником» и «завоевателем» – это всего лишь его самолюбование. Куда большее моральное удовлетворение можно получить, чувствуя себя настолько сильным, что можешь легко и с презрением отказаться от соблазна. Хотя, ничто не мешает издевательски обмануть природу, – вступив в интимную близость с милой особой, но исключив возможность зачатия – показывая тем самым своё превосходство над остальными животными видами, которые есть лишь марионетки в руках слепого властелина – биологии бытия.
5. Я не считаю, что непременная склонность к деторождению есть обязательная составная часть нравственного императива человека. Скорее наоборот – тот, кто размышляет над этим вопросом, вот он-то с большей вероятностью и может быть назван нравственным, т.к. он представляется мне более ответственным (без чего невозможно быть нравственным), чем яростный сторонник деторождения. Последний, правда, может утверждать, что он более ответственен, так как печётся за распространение и упрочение вида в целом. На что я отвечу, что при рациональном подходе также можно сохранить благополучие вида, регулируя и контролируя его численность, – тем самым достигая КПД не тупым количеством, а позитивным качеством. К тому же, о степени ответственности меня и моего оппонента можно спорить, так как «рационалист» куда более беспокоится о судьбе конкретного потенциального ребёнка и о личной свободе, – ставя их в совокупности выше, чем чем судьбу отвлечённого вида. Этот подход представляется мне более гуманным, так как он не допускает принесения меньшего в жертву большему, а такое принесение в жертву есть чуть ли не главное свойство тоталитаризма. С либеральной же точки зрения интересы вида не могут радикально ограничивать интересы личности (а либеральная организация общества, как видно, стоит эволюционно выше любого тоталитарного (авторитарного) режима). Кроме идеологических аргументов в пользу отказа от деторождения или равнодушия к этому вопросу, есть, конечно, и чисто эстетические, которые могут предъявляться людьми творческими и тонкочувствующими.
6. Ещё аргумент от идеологии: деторождение, как известно, относится к сфере частной жизни индивида, а вмешательство в неё возможно в строго ограниченном числе случаев, в основном, когда эта частная жизнь несёт серьёзную, даже физическую угрозу здоровью и комфорту других индивидов. Остальное является личным делом, и неприкосновенность должна охраняться государством. В светском государстве семья не является чем-то «святым», «жизненно-важным», «целью и смыслом». Такое отношение даже представляется в определённой степени ограниченным и примитивным. В конце концов, семья – это просто юридически упорядоченное поле для сексуальных утех и попутного строгания потомства. Ведь, в принципе, ясно, что настоящая, великая любовь возможна без каких-либо общественно-государственных вмешательств и не обязательно должна приводить к появлению потомства. Даже больше скажу, какие-либо упорядочивания и ограничения это чувство скорее погубят, заставят увянуть, потонуть в бытовом болоте. В том-то и ценность великого чувства, если кого-то судьба им вдруг одарила, – что оно возвышается как над примитивными биологическими составляющими жизни, так и над практическими соображениями. Итак, сфера любви – это прежде всего частная (личная) жизнь. Да, и если уж быть последовательным, то есть ли какой-то смысл в рождении ребёнка вне великого и всепоглощающего чувства? В ином случае это просто животный механический акт. Родить чтобы родить. Если уж появляется на свет новый человек, то этому следует быть только на почве настоящей любви, а не каких-то увлечений или сочетаний по расчёту. Сама любовь не обязывает к рождению ребёнка, но может считаться необходимым условием. А много ли мы видим в жизни чистых тургеневских историй? То-то же.
7. Тот факт, что человек появился на свет и живёт по биологическим причинам, никак не обязывает его выполнять по сути бессмысленную, слепую природную необходимость, которая никак не учитывает и не считается с его личными желаниями. Будучи рождённым, человек не становится должным родить, – на это нет никаких чётких ни философских, ни юридических, ни нравственных оснований. Человек не должен исполнять никакой «природный долг», т.к. непонятно, какое этот долг имеет происхождение и конечную цель. Если уж человек выделился эволюционным путём из остальных видов, то соответствовать званию «венца природы» можно лишь руководствуясь прежде всего цивилизационно-культурными соображениями, а не опускаться вновь на животный уровень, отдаваясь во власть слепой биологической стихии.
8. Говоря об аргументах в пользу Чайлдфри, здравомыслящий человек не может не упомянуть о проблеме российских детдомов. Учитывая очень большое количество детей, находящихся там, странно слышать разговоры с негативными отзывами о людях без своих детей, когда лучше было бы почаще говорить о детдомовских жителях, которых почему-то наши патриоты, любители родины, не торопятся расхватывать, искажаясь судорогами праведности. Очень странно, – люди, которые говорят, что любят детей, когда речь заходит об усыновлении, совершенно меняют интонации диалога и выражение лица – «Ну, как же, это же не мои дети, а я хочу своего! Имею право!». Ну да, конечно, только здесь явное несоответствие между декларируемой нравственностью, любовью к детям и родине и реальной позицией, проявляемой в действиях. Точнее, в отсутствии действий. Тысячи детей в детдомах годами ждут, когда за ними придут мама с папой, любящие родину, а в итоге в 18 лет их выкидывают на произвол судьбы со всеми вытекающими прелестями, либо они к этому времени переселяются на ПМЖ в психо-неврологический интернат. И где все эти годы находятся любители детей? Почему у нас ещё не исчезли детдома? Да потому что лицемеры лишь лелеют собственный эгоизм, желая воплотить к существованию организм, который связан биологически с каждым из них, – то есть они просто хотят примитивного самоутверждения (биологического характера), прикрываясь словами о любви к детишкам. Если это и не эгоизм, а всего лишь природный инстинкт, то это не делает любителей семьи более нравственными. Ведь если ты любишь детей вообще, то почему тебе не спасти от страданий хотя бы одного или двух из них? Разговоры о желании именно своего ребёнка только обличают животную подоплёку поведения противников Чайлдфри, – а другой подоплёки и нет. Им бы лучше молчать в тряпочку, учитывая количество никому не нужных детей в нынешней России.
9. И напоследок ещё один аргумент нравственно-гуманистического характера. Дело в том, что человек (два человека), принимающих решение о рождении на свет ребёнка, берут на себя крайне серьёзную ответственность – они буквально заставляют жить, приказывают жить тому, кого они почему-то решили необходимым создать. По какой-то причине считается, что создать новое существо – это акт бесспорно гуманный и высокоморальный, даже относится к сфере долга и призвания каждого человека. Это почти все считают априори верным, думая, что сам факт существования ценностно перевешивает все негативные аспекты этого существования, искупает любую ответственность за рождение. Новому человеку как бы говорят – «Да, жизнь тяжела, но тебе придётся жить, потому что мы так решили, мы сделали то, что должны, и ни в чём перед тобой не виноваты, потому что это повсеместный порядок вещей в этом мире. Более того, мы не только не сделали ничего плохого, но ты ещё и в долгу перед нами, что мы дали тебе жизнь, поэтому ты обязан терпеть всё, что встретишь в жизни несправедливого и страшного.» Такой подход интеллигентному человеку вполне оправданно может показаться не то, что спорным и необдуманным, а даже жестоким. Ведь по сути, создавая человека, родители почти наверняка обрекают будущего жителя планеты (а тем более России) на многие горести, страдания, разочарования, беды и напасти. С полной уверенностью, что они делают праведное дело – не размышляя ни о гуманизме, ни о совести. Никому не приходит в голову, что, возможно, более гуманным актом к ребёнку было бы не рожать его, если изначально понимаешь все риски, и болит душа, представляя как будет мучиться твой ребёнок в этом мире. Но нет, родители беспокоятся о долге перед обществом, конкретно женщины не могут справиться с влечением к материнству, а мужчины – с влечением к женщинам. И никто особенно не думает о судьбе главной биологической цели этих действ – потенциального человека. С чего я должен идти на поводу у своего инстинкта, и подчиняться ему, несмотря на то, что я знаю этот мир и все его бесчисленные несправедливости и заранее могу спрогнозировать возможные последствия появления на свет ребёнка? Какие аргументы должны заставить меня проигнорировать здравый смысл и дать свершиться грубому природному произволу, который презирает и пожирает в своей мясорубке любой гуманизм и сострадание? Поэтому, прежде чем рожать ребёнка, я должен крепко подумать, имею ли я право брать на себя самодовольную и горделивую роль Творца, вершителя судеб, – при этом считая себя сострадательным и интеллигентным человеком. Я считаю очень спорным, что сама возможность жить на свете перевешивает все негативные аспекты этого существования и может оправдывать неутолимое стремление людей навязывать, популяризировать деторождение. Вообще, тех, кто имеет непримиримую и бескомпромиссную позицию (говоря, что все должны рожать без размышлений) – я считаю грубыми и бесчувственными людьми. Может, вот таким-то в первую очередь и не надо иметь детей, учитывая их некоторую склонность к жестокости?..
10. Итак, итог нашего нравственно-идеологического ликбеза. Прежде всего, нужно понимать, что инстинкт размножения – это всего лишь животный инстинкт, и не делает его обладателей более «достойными», чем те, кто его не имеет, или игнорирует по разумным соображениям. Даже наоборот, – те, кто слепо подчиняются базовой, низшей потребности организма, не используя рациональный, интеллектуальный подход к данному вопросу, – (не взвешивая все «за» и «против» конкретно в своей индивидуальной ситуации – то есть проявляющие безответственность как люди и как граждане) – вот те то индивиды и не могут считаться вполне людьми, во всяком случае их можно считать с полным правом людьми примитивными, недоразвитыми. Как раз-таки осознанное поведение выделило человеческий вид из остальной природы, – и является основанием его достоинства. Именно Разумом двигались вперёд великие представители нашего вида, именно он воздвиг вечные памятники нашей культуры, – и оправдал их необходимость и смысл. Эволюция – это усовершенствование, оно привело нас к возможности делать осознанный выбор. Именно осознанный выбор – есть основа либеральной демократии – самой цивилизованной организации общества из существующих. Она защищает выстраданное веками право индивида на его самоопределение. Что может быть выше этой идеи?.. Так Надстройка проявляет себя в доминантности над базисом.
11. То есть исходя как из соображений общественного развития, так и из соображений гуманистических – право выбора человека важнее, стоит выше природной необходимости. Потому что эволюция ведёт к социальному прогрессу, а прогресс неизбежно доводит развитие до той точки, когда идея свободы выбора становится высшей ценностью, даже выше природного базиса. Вот такая штука. А вообще, население мира неуклонно растёт. Огромное количество неблагополучных – голодающих, бездомных, необразованных. Причём, чем цивилизованнее общество – тем менее агрессивна рождаемость, – хотя, казалось бы, почему европейцам не использовать благоприятные условия, и не рожать активнее, – и почему бы не взяться за ум жителям Индии, Африки, – которые обрекают новые поколения на многие страдания. Рождаемость нужно брать под контроль, насколько это возможно. Сейчас огромное количество людей голодает, а с течением времени будет голодать ещё больше. Исходя из всего вышеизложенного, хотелось бы, чтоб каждый человек оценивал свои мотивы и поступки не только из соображений общественного долга, но и прислушивался к внутреннему голосу совести, который может излечиться от немоты лишь после целебных сеансов размышлений и взвешиваний объективных «за» и «против».
Обоснование данного явления с точки зрения современных либеральных и гуманистических ценностей.