Мне в надОждье вспомнилась Наташа.
Когда грусть лилАсь из тысяч дыр,
Вспомнилась печалью встреча наша:
Солнце, радость, лето и пломбир,

Что в ее руках был, как спасенье
От жары и грусти о былом.
А пломбир! Ах, белый! Загляденье!
За покорность будет слизан. Поделом.

А Наташа, как была прекрасна!
В белом вся и сладкая – в пломбир.
Так и утолил бы страстью жажду
И упился б нежностью вампир.

В тон она мне что-то лепетала
О приятном, о знакомых, о делах.
А усмешкой говорила – знала:
Что во мне она и наяву, и в снах.

Да и как не полюбить ее такую
С воробышками пьяными в глазах?
И я уже пломбирную ревную
Ко всем мужчинам в жабий подлый страх.

Она же, мудрая, все понимает
И торжествует на слепых страстях,
Вот только не прозорлива – не знает:
Не выпадет «очко» в шальных костЯх.

Но только нАдождье всей грустью напитает,
Всей властью, что просОчится из дыр!
Не будет встреч, лишь навсегда растает
В слепых мечтах тот лакомый пломбир.