Душное утро предвещало жаркий день. Настроение было отвратительное. Поездку к морю я отменила, и ничего хорошего, казалось, произойти уже не могло. Впереди были долгие выходные без компьютерной связи с любимым, без кондиционера и телевизора – очередной блэкаут в жилмассиве. У меня отключили свет! ... конечно не только у меня, но кому-то ни жарко, ни холодно, а вот мне было тяжело, на душе скребли кошки. Конспекты английского с укором и явно зазывающе белели на софе, и я завалилась к ним, решив, что надо использовать это время хоть с какой-то пользой.
Обидно было заниматься, когда они там плещутся в тёплом, ленивом накате барашков, жуют свои кебабчики и запивают ледяным шампанским. Но такова была моя сегодняшняя участь, и с хрустом потянувшись, я решила с ней не спорить.

Время утекло за полдень, унылый вентилятор, отвернувшись в угол, стоял на страже ... света всё не было. Резкий телефонный звонок остановил меня по дороге в кухню, куда меня, несмотря на все сегодняшние неурядицы, позвал инстинкт, или это я хотела скоротать время, и заодно поесть. Звонила моя давнишняя подруга, с которой мы поддерживаем связь все последние годы, в основном, по телефону. Я вернулась и прилегла, зная, что это надолго – долгие, пустые разговоры, которые я, конечно, как воспитанный человек, терплю и порой даже норовлю поддержать встречно вставленным словечком, дабы как-то разнообразить, а повезет – так и сменить тему разговора. Но на сей раз всё было в пользу того, что долгого разговора не будет.

Татьяна приглашала меня за город, в горы, в Шемаху, в деревню, где жила Танина мать, которую мне неоднократно довелось видеть. Я знала и чувствовала доброту женщины и совершенную ко мне её расположенность. В той деревне я никогда не была, несмотря на частые уговоры Татьяны и Анастасии, её дочки. Никогда не могла ответить себе на вопрос, почему я всегда тактично уходила от этих приглашений. Я колебалась и на этот раз, но когда трубку взяла Настя и стала меня уговаривать, мотивируя тем, что мы скоро расстанемся надолго, а скорее всего навсегда, что у неё через полмесяца свадьба, и она везёт бабушке и деду приглашение, я скосила глаза на обиженный вентилятор и устоять не смогла, а возможно, просто не хотела. Сговорились, что к вечеру, когда станет прохладнее, они за мной заедут.

Собрав в дорожную сумку все, что подобает для двухдневного отпуска, а также фотокамеру, плейер, книжку и мобильник, я стала ждать заката солнышка и представлять, что ждёт меня в этой высокогорной деревушке. Я смутно себе представляла русское село в горах Азербайджана. Мне казалось, что местный кавказский колорит не может быть полностью стёрт даже там, где много десятилетий живут только русские люди, с их культурой, обычаями, вероисповедованием. Но как выяснилось позже, я всё-таки ошибалась, но не буду забегать вперёд.

Время до вечера тянулось долго, но я его не торопила, так хотелось до отъезда увидеть оживший монитор... Я ждала, и с тоской и волнением смотрела на мрачный экран. От мысли, что мне придётся уехать, не предупредив родного и близкого человека, мне хотелось плакать... Одна надежда была на моих мальчиков, которые вовремя пришли и пообещали его успокоить. Скоротав время в разговорах с ними, я немного успокоилась, а в шесть часов за мной приехали друзья.


Дорога была долгой, почти три часа, но хорошая музыка и разговоры помогали расслабиться и почувствовать, что предстоит отдых.

Шумные городские улицы остались позади, мы выехали на трассу. Постепенно шоссе перешло в довольно узкую извилистую дорогу, которая пролегала меж сыпучих песчаных гор. Время от времени попадались места, где домики издалека были похожи на игрушечные. Мне всегда казалось странным, что люди могут жить в такой глуши, где наверняка нет телефонной связи и других признаков цивилизации, без которых мы, горожане, не представляем себе и дня. А здесь они живут и не собираются что-либо менять в своем неспешном существовании, потому что так жили их деды и прадеды, потому что не представляют свою жизнь в отрыве от земли, скота, огорода. Но как говорится, каждому своё...

Вскоре по надрывистому рёву старенького жигулёнка я поняла, что дорога круто поднимается в гору. Справа продолжала тянуться горная цепь, а слева от дороги был крутой спуск, похожий на обрыв, поросший низкорослым кустарником и травой. Где-то далеко внизу, со дна долины, вырастали и плавно поднимались горы, что издалека напоминали холмики из песочных часов. Небо постепенно становилось сиренево-лиловым, а облака мелкими белыми завитушками плыли и даже не пытались обгонять друг друга. Лишь изредка казалось, что они задевают за сыпучие вершины гор, и мягко, словно сливки, разрезаются ими на мелкие кусочки.

Начинало смеркаться когда мы выехали на просёлочную дорогу-ленточку с каймой из бело-жёлтой россыпи ромашек и колосков пшеницы по обеим сторонам. Занесенные с окрестных полей, они прорастала сами по себе ... и по воле ветра.

* *

Оставив машину за воротами, мы вошли в уютный дворик и сразу же столкнулись с трудолюбивыми хозяевами дома, которые поливали роскошные кусты алых роз и благоухающей сирени. От неожиданности я чуть не споткнулась о толстый шланг, зелено змеившийся через весь двор от колодца в саду. То ли от долгой дороги, то ли от воздуха, который казалось распирал лёгкие и затруднял дыхание, у меня кружилась голова. Непонятная смесь запахов зелени, скошенной травы, сырой земли, сирени и еще чего-то неуловимо знакомого, но позабытого, будоражили память и возвращали меня в далёкое детство. Меня стало даже чуть подташнивать и я прислонилась к перилам, ведущим на застеклённую веранду.

И тут случилось то, от чего я забыла и о головокружении и о тошноте. Из деревянной будки наискосок от дома выскочил огромный, лохматый, бело-рыжий пёс и с грозным лаем бросился ко мне. Но так мне показалось в момент панического страха. На самом-то деле Кузя, так звали пса, был посажен на длинную и прочную цепь, которая ограничивала его рьяные порывы и держала в двухметровом радиусе от его жилища. Его лай, то грозный рычащий, то скулящий и жалостливый, многозвонким эхом разносился по деревне, и собаки из соседних домов решили его поддержать, главным образом из солидарности, да и меня попугать на всякий случай, будто чувствуя, что я боюсь их до заикания.

Анастасия потянула меня в сад и, как только я изчезла из поля зрения, Кузя успокоился. Лишь отголоски далёкого лая соседских собак нарушали вечернюю тишину. Из дома доносились соблазнительные запахи жареной картошки, запеченого мяса и блинов, и только в этот момент я поняла, что ужасно хочу есть. Ужин был поздний, но как я не уговаривала себя от него отказаться, голод упорно вёл меня в комнату, где все уже сидели за столом, на котором лишь одна тарелочка была пустая. Она ждала меня – грешную.

Впечатление от внутренней части дома было довольно приятным. В комнате, где мы ужинали, было два маленьких окна, выходивших в сад, завешенных ослепительно белыми тюлевыми занавесками. Простое убранство комнаты дышало чистотой и покоем, и если бы не современный цветной телевизор, нарушающий идиллию деревеского быта, то вам запросто могло показаться, что вы попали в загородний особнячок Тургенева или Бунина.

На старинных кроватях с хромированными каретками возвышались пирамиды пуховых подушек с наброшенными ажурными накидками ручной работы. Но всё-таки главной достопримечательностью дома была настоящая русская печка. Возле неё, по обыкновению, стояла голубая крашеная скамейка, служившая ступенькой к этой тёплой лежанке. Печка действительно была еще теплая, когда я дотронулась до неё ладонью, и аромат свежевыпеченого хлеба был настолько сильным, что затмил все остальные запахи дома.

Продолжение следует:)