Домосед / Пасечник Владислав Витальевич Vlad
26.09.2007 14:55:00
Олег стянул одеяло с лица, разлепил веки на правом глазу, прислушался…. За стенкой было тихо. Тогда, разлепив веки на левом глазу, Олег повернулся к серванту, и стал гадать, сколько же сейчас времени.
Часы уже несколько дней безмолвствовали, понурив пластмассовые стрелки. В их электронных потрохах случался какой-то абсцесс, и они мирно издохли тихой летней ночью. Поначалу Олега даже радовала эта непривычная тишина, а теперь вот, ему стало одиноко.
Встал. Помусолил заспанное лицо.
- Побриться бы….
Сквозь засиженное мухами оконное стекло был виден тихий, убаюканный тенистыми кленами дворик – только это и напоминало, о том, что за стенами….
Шаркая ногами Олег вполз на кухню, и налил себе кружечку воды. Помедлил, разглядывая полуослепшее окно, заляпанный копотью подоконник. Вода во рту приобрела приторно-сладкий привкус.
«Нет Там ничего… нет и не было. Сказки все это».
За окном, между тем, проплыла чернявенькая девушка, в короткой юбочке.
«Ого… вот и коленки появились…».
Стоп! За стеной раздалась какая-то возня… тихий стук, и….
Олег юркнул в ванную, судорожно повернул щеколду, и, затаив дыхание, стал ждать….
Стену опять царапали. С Той стороны…
Квартира была. Был подъезд, дорога на работу, работа тоже, кажется, была… а вокруг – Ничто. Глухое, пыльное Ничто, в которое не хотелось верить. Был, конечно, телевизор, но что по нему передавали, было похоже на сказки: о Внешнем, о том, что за стенами, за бардюром, за соседним… брр… кварталом. Но Олег в сказки не верил. Он жил реальной жизнью в реальном мире.
Дворик за окном – это тот же телевизор. Его на самом деле нет, это просто картина, прилипшая к стеклу.
Всех, кто верил во Внешнее, Олег считал позерами, и бездельниками. «Делать им, больше нечего – твердил он, глядя в окно – как дети малые, лезут вечно не в свои дела, пока им бошки не пооткручивают…».
Уже несколько месяцев стену кто-то скоблил. Поначалу тихо, – так будто мышь грызла плинтус – но с каждым днем все настойчивее, назойливее, ночью раздавались даже глухие удары, как если бы стену долбили кувалдой.
А с тех пор, как замолчали часы, Олег стал различать еще какие-то звуки – шуршание, треск, щелчки, что-то отдаленно напоминающее людскую речь, по мере того, как истончалась стена эти звуки становились все отчетливей, и мало-помалу Олег стал различать отдельные слова, но смысла их все же не понимал.
Единственным его спасением теперь была прохладная темнота ванной, он сидел там, под лучами жидкого света, сочившиеся сквозь узенькое окошко, под потолком, подолгу перебирая кипы газет, листал пожелтевшие от древности манускрипты.
Даже когда все стихало он еще долго не высовывал носа из своего логова, вслушивался в тишину квартиры, потом понемногу перебирался через порог, и, плюхнувшись в любимое кресло улетал в сон, такой же приторный и пыльный, как его квартира.
Но сейчас шум никак не стихал, а в ванну, как назло не проникал свет. От гулких ударов жалобно поскрипывал рукомойник, в стиральной машине сонно шевелилась центрифуга, Олег и сам подпрыгивал, чувствуя, как от страха съеживаются потроха.
- Ну все… – сказал он себе – нужно позвонить… в ЖЭК, нет в милицию, в конце концов….
Сказал, прекрасно понимая, что ни «ЖЭК’а», ни так называемой «милиции», в природе попросту не существует, и звонить им, это все равно, что взывать к античным богам.
В коридоре затрещал звонок, и тут же безобразия за стенкой прекратились. Олег выскочил из ванной, бросив быстрый взгляд на коварно распахнутую спальню, и метнулся к двери.
- Слава богу, Ксюха…
Ксюха была одета совсем не по-летнему, – на ней была дешевая китайская курточка, и кашне.
- Простыла… – объяснила она – покурим?
- Угу… сейчас… подожди-ка на крыльце.
Крыльцо было последним бастионом, перед безжалостным Внешним. Отсюда можно было подышать свежим воздухом, поглазеть на летнее великолепие девичьих коленок, порадовать глаз живописной правдоподобностью двора….
- Часы сломались? – деликатно поинтересовалась Ксюня.
- Ну да… сдохли… – Олег слегка прищурился. Солнце било ему в глаза.
- В стену долбят?
- Ну да… нужно позвонить… что за хрень творится, не понимаю… днем еще ничего, а вот ночью… хоть иди в ванну да вешайся….
Олег вдруг сам ужаснулся своим словам. «Скажешь тоже – вешайся! Совсем крыша едет…».
Ксюня поежилась, сложила губы трубочкой, процеживая сквозь них тоненькую струйку дыма.
- Ко мне тоже скребутся – обреченно вздохнула она.
- Давно?
- Третий день… что делать – не знаю….
Молчание. Мимо, уткнувшись взглядами в асфальт шли прохожие… но… что это? Вон чудик, по сторонам глазеет! «Вломить бы ему – подумал Олег – небось дома не сидит, шляется повсюду… вызнает… вынюхивает… я вон, лучше телек дома посмотрю… ну… конечно… чего смотреть по сторонам-то? Дома как дома, люди как люди… роматик, мать его…».
- Ну… я пойду…
- Олеж, постой – промурлыкала Ксюня – пойдем на концерт… Пашка билеты достать обещал….
- Какой концерт! У меня дома такое творится… вот я все сейчас брошу, и как в омут с головой!
И хлопнул дверью, про себя твердо решив позвонить в ЖЭК.
Телефон встретил его холодным безразличием языческого алтаря.
«Так я и думал… лучше Катьке позвоню… потом…».
В спальне что-то творилось. Еще в прихожей Олег разобрал новый звук, и этот звук напугал его куда сильнее всех предыдущих – с потолка сыпалась штукатурка.
«Значит все… конец…» – решил он, а вслух крикнул:
- Нет! Не подходи! Оставайся там!
За стеной ворочалось что-то огромное, грузное, снова и снова обрушивалось на стену.
Олег отступил назад, судорожно шаря вокруг, в поисках какого-нибудь оружия. Нечто уже рычало от нетерпения, выскребая рыхлую известку. Вот задергались обои, потревоженные шевелением кирпичей, вот на пол высыпало рыхлое красное крошево, Олег развернулся, чтобы бежать в ванную, но ванной уже не существовало, уже ничего за пределами спальни не существовало, стена содрогалась в последних корчах, из нее уже выпадали обломки кирпичей, Оно ломилось, расширяя прореху, Оно проникало в комнату, расшатывая стену.
Стена с вывалилась натужным треском, и разметав остатки приторного спокойствия, Оно вошло в спальню, и Олег понял, что Оно такое, и что происходит с ним… нет, уже произошло… он хотел закричать, но удушливая громада уже нахлынула на него, и поглотила.
Часы уже несколько дней безмолвствовали, понурив пластмассовые стрелки. В их электронных потрохах случался какой-то абсцесс, и они мирно издохли тихой летней ночью. Поначалу Олега даже радовала эта непривычная тишина, а теперь вот, ему стало одиноко.
Встал. Помусолил заспанное лицо.
- Побриться бы….
Сквозь засиженное мухами оконное стекло был виден тихий, убаюканный тенистыми кленами дворик – только это и напоминало, о том, что за стенами….
Шаркая ногами Олег вполз на кухню, и налил себе кружечку воды. Помедлил, разглядывая полуослепшее окно, заляпанный копотью подоконник. Вода во рту приобрела приторно-сладкий привкус.
«Нет Там ничего… нет и не было. Сказки все это».
За окном, между тем, проплыла чернявенькая девушка, в короткой юбочке.
«Ого… вот и коленки появились…».
Стоп! За стеной раздалась какая-то возня… тихий стук, и….
Олег юркнул в ванную, судорожно повернул щеколду, и, затаив дыхание, стал ждать….
Стену опять царапали. С Той стороны…
Квартира была. Был подъезд, дорога на работу, работа тоже, кажется, была… а вокруг – Ничто. Глухое, пыльное Ничто, в которое не хотелось верить. Был, конечно, телевизор, но что по нему передавали, было похоже на сказки: о Внешнем, о том, что за стенами, за бардюром, за соседним… брр… кварталом. Но Олег в сказки не верил. Он жил реальной жизнью в реальном мире.
Дворик за окном – это тот же телевизор. Его на самом деле нет, это просто картина, прилипшая к стеклу.
Всех, кто верил во Внешнее, Олег считал позерами, и бездельниками. «Делать им, больше нечего – твердил он, глядя в окно – как дети малые, лезут вечно не в свои дела, пока им бошки не пооткручивают…».
Уже несколько месяцев стену кто-то скоблил. Поначалу тихо, – так будто мышь грызла плинтус – но с каждым днем все настойчивее, назойливее, ночью раздавались даже глухие удары, как если бы стену долбили кувалдой.
А с тех пор, как замолчали часы, Олег стал различать еще какие-то звуки – шуршание, треск, щелчки, что-то отдаленно напоминающее людскую речь, по мере того, как истончалась стена эти звуки становились все отчетливей, и мало-помалу Олег стал различать отдельные слова, но смысла их все же не понимал.
Единственным его спасением теперь была прохладная темнота ванной, он сидел там, под лучами жидкого света, сочившиеся сквозь узенькое окошко, под потолком, подолгу перебирая кипы газет, листал пожелтевшие от древности манускрипты.
Даже когда все стихало он еще долго не высовывал носа из своего логова, вслушивался в тишину квартиры, потом понемногу перебирался через порог, и, плюхнувшись в любимое кресло улетал в сон, такой же приторный и пыльный, как его квартира.
Но сейчас шум никак не стихал, а в ванну, как назло не проникал свет. От гулких ударов жалобно поскрипывал рукомойник, в стиральной машине сонно шевелилась центрифуга, Олег и сам подпрыгивал, чувствуя, как от страха съеживаются потроха.
- Ну все… – сказал он себе – нужно позвонить… в ЖЭК, нет в милицию, в конце концов….
Сказал, прекрасно понимая, что ни «ЖЭК’а», ни так называемой «милиции», в природе попросту не существует, и звонить им, это все равно, что взывать к античным богам.
В коридоре затрещал звонок, и тут же безобразия за стенкой прекратились. Олег выскочил из ванной, бросив быстрый взгляд на коварно распахнутую спальню, и метнулся к двери.
- Слава богу, Ксюха…
Ксюха была одета совсем не по-летнему, – на ней была дешевая китайская курточка, и кашне.
- Простыла… – объяснила она – покурим?
- Угу… сейчас… подожди-ка на крыльце.
Крыльцо было последним бастионом, перед безжалостным Внешним. Отсюда можно было подышать свежим воздухом, поглазеть на летнее великолепие девичьих коленок, порадовать глаз живописной правдоподобностью двора….
- Часы сломались? – деликатно поинтересовалась Ксюня.
- Ну да… сдохли… – Олег слегка прищурился. Солнце било ему в глаза.
- В стену долбят?
- Ну да… нужно позвонить… что за хрень творится, не понимаю… днем еще ничего, а вот ночью… хоть иди в ванну да вешайся….
Олег вдруг сам ужаснулся своим словам. «Скажешь тоже – вешайся! Совсем крыша едет…».
Ксюня поежилась, сложила губы трубочкой, процеживая сквозь них тоненькую струйку дыма.
- Ко мне тоже скребутся – обреченно вздохнула она.
- Давно?
- Третий день… что делать – не знаю….
Молчание. Мимо, уткнувшись взглядами в асфальт шли прохожие… но… что это? Вон чудик, по сторонам глазеет! «Вломить бы ему – подумал Олег – небось дома не сидит, шляется повсюду… вызнает… вынюхивает… я вон, лучше телек дома посмотрю… ну… конечно… чего смотреть по сторонам-то? Дома как дома, люди как люди… роматик, мать его…».
- Ну… я пойду…
- Олеж, постой – промурлыкала Ксюня – пойдем на концерт… Пашка билеты достать обещал….
- Какой концерт! У меня дома такое творится… вот я все сейчас брошу, и как в омут с головой!
И хлопнул дверью, про себя твердо решив позвонить в ЖЭК.
Телефон встретил его холодным безразличием языческого алтаря.
«Так я и думал… лучше Катьке позвоню… потом…».
В спальне что-то творилось. Еще в прихожей Олег разобрал новый звук, и этот звук напугал его куда сильнее всех предыдущих – с потолка сыпалась штукатурка.
«Значит все… конец…» – решил он, а вслух крикнул:
- Нет! Не подходи! Оставайся там!
За стеной ворочалось что-то огромное, грузное, снова и снова обрушивалось на стену.
Олег отступил назад, судорожно шаря вокруг, в поисках какого-нибудь оружия. Нечто уже рычало от нетерпения, выскребая рыхлую известку. Вот задергались обои, потревоженные шевелением кирпичей, вот на пол высыпало рыхлое красное крошево, Олег развернулся, чтобы бежать в ванную, но ванной уже не существовало, уже ничего за пределами спальни не существовало, стена содрогалась в последних корчах, из нее уже выпадали обломки кирпичей, Оно ломилось, расширяя прореху, Оно проникало в комнату, расшатывая стену.
Стена с вывалилась натужным треском, и разметав остатки приторного спокойствия, Оно вошло в спальню, и Олег понял, что Оно такое, и что происходит с ним… нет, уже произошло… он хотел закричать, но удушливая громада уже нахлынула на него, и поглотила.