Утки, гуси-лебеди, корабли,
у Гудзона северный колорит.

Сталью окликает река, –
стану ль облака упрекать? -

вестью из наивного далека
цвета смеси глины и молока,

почвы и овсяного киселя,
очи и уста веселя.

И воды възерошенная чешуя
шелестит хорошее, что и я

фонарей отборной морошкою
на воду отброшена прошлую,

на воду состава запойного,
неводами старыми поймана.

Сколько же морей и земли
северный мой, верный залив

обошел, улегся у ног -
гладкошерстный серый щенок,

точно не видать за волной
волчью стать и взгляд ледяной...

Не твои ль во мне, сирота,
зрение и крепость хребта,

соль в крови и сахар в зубах -
черновик стиха о снегах,

не твоих ли сопок гранит
голосом высоким бранит?

Скальный грунт – не дом на песке,
стану ли задумываться в тоске,

коли серый волк уволок
далеко на север, на восток...

Над Гудзоном чайки, знакомый гусь,
не скучай, запомненный наизусть

сторож строк сомнительных и молитв,
ангел мой хранитель – залив.