Я трезв, как сорок дней поста,
прости наверно мне и это.
Кто видел пьяного Христа,
кто ж видел трезвого поэта?

Когда поджаривает ад
судьбу, как злое зелье печень,
то даже прошлое – не факт,
поскольку козырять-то нечем.

Оно прошло, ну и привет,
смотреть вперёд оно не хочет,
а будущее – высший бред,
ведь то, чего на свете нет,
не зрят насмешливые очи.

Нет в то, что будет, – ни дорог,
ни направлений, ни тропинок.
Его никто найти не смог,
из терпеливых, видит бог,
и остальных, нетерпеливых.

И я не третий, я из них,
тех и других так грубо слеплен.
В тебя я верю каждый миг,
но жду, что будет он последним.

И, то стыдясь, то напоказ,
тобою мучаясь, я вижу,
что нелюбовь сильнее нас,
что я обжёгся, и не раз,
твоею вспыхнувшею жизнью.

Я знаю, будущее – нож,
что наше прошлое отрежет.
Ты сон от яви оторвёшь,
и я услышу этот скрежет.

И нас, единое давно,
откинет дальнего подальше..
Что проку в будущем? Оно,
как и прошедшее – темно,
мы существуем в настоящем.

А в нем я трезв и одинок,
в нём грустен волк и овцы целы.
Безумью мы отдали долг,
я – здесь, ты – там... Из ста дорог
все сто последней равноценны.

Прощая всё, со всем смирясь,
что отшумело и отпело,
я вижу, что и в этот раз
любовь стать счастьем не сумела…