Гастроль в Петродворец. Прощание. / Куняев Вадим Васильевич kuniaev
03.09.2006 22:17:00
Последнее прощание было невыразимо трогательным. Со всех ближних и дальних колоколен доносился несмолкаемый прощальный звон, а повсюду вокруг назначенного места расставания раскатывалась неумолкаемым предвестием приглушенная дробь сотен и сотен барабанов, перемежаемая гулкими артиллерийскими залпами. Оглушительные раскаты грома и яркие вспышки молний, озарявшие прекрасную сцену, свидетельствовали о том, что небесная артиллерия решила явить всю свою сверхъестественную мощь ради вящей грандиозности зрелища, и без того вселявшего дрожь. Разгневанные небеса разверзли хляби свои, и проливной дождь потоками низвергался на обнаженные головы собравшихся толп, в которых, по самым скромным подсчетам, было не менее пятисот тысяч человек. Сводный отряд Петергофской городской милиции под личным руководством генерал-майора Прокопенко поддерживал порядок в этом обширном скоплении народа, а чтобы скоротать время ожидания, духовой оркестр Ленинградской Государственной Филармонии, украсив инструменты разноцветными лентами, предлагал слуху собравшихся великолепное исполнение той бесподобной мелодии, которую сроднила нам с колыбели рыдающая муза Сперанцы. Скоростные экскурсионные поезда и комфортабельные пассажирские автобусы с мягкой обивкой представлены были к услугам наших провинциальных сородичей, прибывавших большими группами. Бурное оживление вызвали любимцы петергофской публики, уличные певцы Иванушки, со своим неизменным заразительным весельем исполнившие «В ночь перед тем, когда вздернули Ларри Лаффера». Два наших неподражаемых комика сделали фантастический сбор среди ценителей юмора, продавая листовки со словами и музыкой государственного гимна, и ни один из тех, кто лелеет в сердце любовь к истинно русской шутке, лишенной тени вульгарности, не попрекнет их оболом, добытым в поте лица. Детишки из Приюта Подкидышей Женского и Мужского Пола, гроздьями облепившие окна, что выходили к месту события, были в восторге от этого нежданного дополнения к своим обычным забавам, и тут по праву следует сказать слова похвалы в адрес монахинь-попечительниц за их превосходную идею доставить бедным малышам, лишенным матери и отца, поистине поучительное зрелище. Гости вице-президента, среди которых можно было заметить многих блистательных светских дам, в сопровождении Второго Лица проследовали к удобнейшим местам на большой трибуне, между тем, как живописная иностранная делегация, известная как Друзья Островов Франца-Иосифа, разместилась напротив. В эту делегацию, которая присутствовала в полном составе, входили командор Бачибачи Беннингтон (доставленный к своему месту посредством мощного парового крана), мсье Пьер-Поль Жирнодель, князь Владимир Голопупенко, архиепископ силезский Леопольд-Рудольффон Шванцебад-Ходенталер, графиня Мара Вирага Кишкосони Потрохапешти, Хайрем А. Бомбуст, граф Анастас Карамелопулос, Али Баба Бакшиш Рахат Лукум Эфенди Кикабидзе, синьор идальго кабальеро дон Педрильо-и-Палабарасс-и-Патерноссер де ла Малярия, Хопокопо Харакири Охуёзи Хузинас, Пли Хунг Чанг, Олаф Кобберкеддельсон, мингерц Трик ван Трумс, пан Польский Педеревский, гусьподин Фрспиикие Ингосстрахский, преподобный отец Изыдий Гопников, герр Бардакдиректорпрезидент Ганс Хуэхли-Стоитли, юбераллесинтендант Кригфрид Юберальгеманд. Все без исключения делегаты в энергичнейших и разноязычнейших выражениях восхвалили неслыханное представление, свидетелями которого им предстояло стать. В дальнейшем среди ВИП завязался оживленный диспут о том, какова истинная дата рождения Бориса Гребенщикова, восьмое или девятое марта. Активное участие приняли все. В ходе дискуссии активно применялись автоматы Калашникова, ручные гранаты типа «лимонка», пистолеты-пулеметы системы Шмассера, дымовые завесы, нервно-паралитические и слезоточивые газы, атомные чемоданчики, тесаки и другое холодное оружие, кастеты, дубинки, обрезки чугунных труб и куски шпал; происходил непринужденный обмен мнениями. Постовой Семёнов, по прозвищу Сопля, вызванный с нарочным из Соснового Бора, во мгновение ока восстановил порядок и с блестящей находчивостью предложил в качестве решения спора семнадцатое число, равно воздающее честь каждой из тяжущихся партий. Сердечные поздравления постовому Семенову принесли все ВИП, многие из которых были покрыты кровавыми ранами. Командор Беннингтон, был извлечен из-под председательского кресла, и его адвокат Андрей Макаров разъяснил, что разнообразные предметы, таившиеся в его тридцати трех карманах, были им отчуждены вовремя побоища из карманов более молодых коллег в надежде призвать их к здравому смыслу. Указанные предметы (в том числе и несколько сотен золотых мужских и женских часов) были незамедлительно возвращены законным владельцам, и торжество справедливости стало полным.
Спокойно и просто Полковник появился перед публикой в безукоризненном деловом костюме, с любимым своим цветком Gladiolus Cruventus в петлице. Он возвестил о своем появлении тем милым, чисто полковничьим покашливанием, которому столь многие (и безуспешно) пытались подражать – коротким, натужным, неповторимо присущим лишь ему одному. Появление прославленного артиста было встречено бурей приветственных восторгов всей огромной массы собравшихся, дамы из окружения премьер-министра в экстазе размахивали платочками, а иностранные делегаты, в еще большем воодушевлении, издавали ликующие крики, слившиеся в многоголосый хор: хох, банзай, эльен, живио, чинчин, полла крониа, гип-гип, вив, Алла, на фоне которого легко можно было различить звонкое эввива делегата из страны песен (его высокое и долгое ФА напоминало те дивные пронзительные ноты, которыми кастрат Фаринелли пленял сердца европейского бомонда). Ровно в семь часов через мегафоны был подан сигнал к молитве, и во мгновение ока головы всех были обнажены; патриархальная буденовка, со времен революции принадлежавшая семье премьера, была бережно снята с головы последнего его дежурным личным врачом, доктором Щегловым. Высоко ученый прелат, явившийся предоставить герою перед отъездом последние утешения нашей святой религии, с истинно христианским смирением преклонил колена в луже дождевой воды, задрав сутану на свою седовласую голову, и обратил к престолу милосердия горячие и усердные молитвы. Рядом с подиумом возвышалась пьяная фигура главного тамады, чьё лицо закрывал десятилитровый горшок с двумя круглыми прорезанными отверстиями, сквозь которые яростно сверкали его глаза. В ожидании знака, он пробовал крепость «посошка», то наливая его в алюминиевую кружку, то попросту прикладываясь к горлышку оплетенной ивовыми ветками бутылки, специально доставленной для этой цели поклонниками его тяжкого, но такого необходимого искусства. На изящном столике красного дерева перед ним аккуратно были разложены ложки и вилки, выполненные из лучшей стали по специальному заказу мастерами знаменитого Новолипецкого металлургического комбината, горшочек из терракоты, куда по мере успешного проведения мероприятия должны были помещаться ихтиозавры восемнадцати тостуемых, а также два вместительных молочных кувшина, предназначенных для собирания драгоценнейших капель, оставленных драгоценнейшими тостуемыми. Эконом Объединенного приюта Всех Бомжей имел предписание доставить эти сосуды по наполнении их, в указанное благотворительное заведение. Аппетитнейшая трапеза, состоявшая из яичницы с беконом, превосходно зажаренного бифштекса с луком, горячего бодрящего чая и прекрасно пропеченных румяных булочек, была любезно предложена устроителями главному герою праздника, который демонстрировал отличное расположение духа и живой интерес ко всем деталям происходящего; однако, проникшись величием момента и проявив самоотречение, небывалое в наши дни, он выразил желание (исполненное незамедлительно), чтобы трапеза его была разделена поровну между членами Общества Больных и Неимущих Квартиросъемщиков в знак его внимания и почтения. Волнение достигло nec и non plus ultra, когда какая-то девушка прорвалась сквозь плотные ряды зрителей и бросилась, зардевшись на его мужественную грудь, грудь того, кому через миг предстояло покинуть сие беспрецедентное собрание. Герой любовно заключил в объятия ее гибкий стан, шепча с нежностью: Шагане ты моя, Шагане. Воодушевленная звуками, исходящими из его уст, она покрыла страстными поцелуями все разнообразные части его особы, каких только ее пылкость смогла достичь через препоны его одежд. Ручьи слез хлынули из ее прекрасных глаз, и все несметное собрание людей, потрясенное до глубины, разразилось душераздирающими рыданиями. Сам престарелый служитель Господа был растроган отнюдь не менее остальных. Рослые закаленные мужи, блюстители порядка и добродушные исполины из Второго Отделения Милиции города Петергофа, не таясь, прибегали к помощи носовых платков, и можно с уверенностью сказать, что ничьи глаза не остались сухими во всем этом грандиозном собрании. Засим случилось романтичнейшее происшествие: юный красавец, выпускник ЛИАПа, известный своим рыцарским отношением к женскому полу, выступил вперед и, представив свою визитную карточку, чековую книжку и родословное дерево, просил руки несчастной молодой красавицы, умоляя немедленно назначить день свадьбы. Его предложение было с готовностью принято. Каждой женщине из публики был вручен изящный сувенир в виде брошки с черепом и костями, и этот дар, столь щедрый и подобающий случаю, вызвал новый прилив восторга. Когда же галантный питомец ЛИАПа – заметим попутно, носитель одной из самых скандальных фамилий в истории России – надел на палец зардевшейся невесты бесценное обручальное кольцо с изумрудами, образующими треугольник с четырьмя гранями, общий энтузиазм перешел все границы. Что говорить, даже сам глава Петергофской городской милиции, генерал-майор Прокопенко, руководивший печальной церемонией прощания, тот самый, что, не моргнув глазом, дюжинами отправлял в ад бандитов, привязывая их к жерлам минометов, не в силах был сдержать чувств. Его рука в железной перчатке смахнула непрошеную слезу, и те избранные бюргеры, что составляли его ближайший entourage, могли уловить прерывистый шепот:
- Эх б..ть, ну краля, мать ее бога душу, так бы и завыл, глядя на нее как вспомнишь старую жопу что поджидает дома в Сестрорецке...
Спокойно и просто Полковник появился перед публикой в безукоризненном деловом костюме, с любимым своим цветком Gladiolus Cruventus в петлице. Он возвестил о своем появлении тем милым, чисто полковничьим покашливанием, которому столь многие (и безуспешно) пытались подражать – коротким, натужным, неповторимо присущим лишь ему одному. Появление прославленного артиста было встречено бурей приветственных восторгов всей огромной массы собравшихся, дамы из окружения премьер-министра в экстазе размахивали платочками, а иностранные делегаты, в еще большем воодушевлении, издавали ликующие крики, слившиеся в многоголосый хор: хох, банзай, эльен, живио, чинчин, полла крониа, гип-гип, вив, Алла, на фоне которого легко можно было различить звонкое эввива делегата из страны песен (его высокое и долгое ФА напоминало те дивные пронзительные ноты, которыми кастрат Фаринелли пленял сердца европейского бомонда). Ровно в семь часов через мегафоны был подан сигнал к молитве, и во мгновение ока головы всех были обнажены; патриархальная буденовка, со времен революции принадлежавшая семье премьера, была бережно снята с головы последнего его дежурным личным врачом, доктором Щегловым. Высоко ученый прелат, явившийся предоставить герою перед отъездом последние утешения нашей святой религии, с истинно христианским смирением преклонил колена в луже дождевой воды, задрав сутану на свою седовласую голову, и обратил к престолу милосердия горячие и усердные молитвы. Рядом с подиумом возвышалась пьяная фигура главного тамады, чьё лицо закрывал десятилитровый горшок с двумя круглыми прорезанными отверстиями, сквозь которые яростно сверкали его глаза. В ожидании знака, он пробовал крепость «посошка», то наливая его в алюминиевую кружку, то попросту прикладываясь к горлышку оплетенной ивовыми ветками бутылки, специально доставленной для этой цели поклонниками его тяжкого, но такого необходимого искусства. На изящном столике красного дерева перед ним аккуратно были разложены ложки и вилки, выполненные из лучшей стали по специальному заказу мастерами знаменитого Новолипецкого металлургического комбината, горшочек из терракоты, куда по мере успешного проведения мероприятия должны были помещаться ихтиозавры восемнадцати тостуемых, а также два вместительных молочных кувшина, предназначенных для собирания драгоценнейших капель, оставленных драгоценнейшими тостуемыми. Эконом Объединенного приюта Всех Бомжей имел предписание доставить эти сосуды по наполнении их, в указанное благотворительное заведение. Аппетитнейшая трапеза, состоявшая из яичницы с беконом, превосходно зажаренного бифштекса с луком, горячего бодрящего чая и прекрасно пропеченных румяных булочек, была любезно предложена устроителями главному герою праздника, который демонстрировал отличное расположение духа и живой интерес ко всем деталям происходящего; однако, проникшись величием момента и проявив самоотречение, небывалое в наши дни, он выразил желание (исполненное незамедлительно), чтобы трапеза его была разделена поровну между членами Общества Больных и Неимущих Квартиросъемщиков в знак его внимания и почтения. Волнение достигло nec и non plus ultra, когда какая-то девушка прорвалась сквозь плотные ряды зрителей и бросилась, зардевшись на его мужественную грудь, грудь того, кому через миг предстояло покинуть сие беспрецедентное собрание. Герой любовно заключил в объятия ее гибкий стан, шепча с нежностью: Шагане ты моя, Шагане. Воодушевленная звуками, исходящими из его уст, она покрыла страстными поцелуями все разнообразные части его особы, каких только ее пылкость смогла достичь через препоны его одежд. Ручьи слез хлынули из ее прекрасных глаз, и все несметное собрание людей, потрясенное до глубины, разразилось душераздирающими рыданиями. Сам престарелый служитель Господа был растроган отнюдь не менее остальных. Рослые закаленные мужи, блюстители порядка и добродушные исполины из Второго Отделения Милиции города Петергофа, не таясь, прибегали к помощи носовых платков, и можно с уверенностью сказать, что ничьи глаза не остались сухими во всем этом грандиозном собрании. Засим случилось романтичнейшее происшествие: юный красавец, выпускник ЛИАПа, известный своим рыцарским отношением к женскому полу, выступил вперед и, представив свою визитную карточку, чековую книжку и родословное дерево, просил руки несчастной молодой красавицы, умоляя немедленно назначить день свадьбы. Его предложение было с готовностью принято. Каждой женщине из публики был вручен изящный сувенир в виде брошки с черепом и костями, и этот дар, столь щедрый и подобающий случаю, вызвал новый прилив восторга. Когда же галантный питомец ЛИАПа – заметим попутно, носитель одной из самых скандальных фамилий в истории России – надел на палец зардевшейся невесты бесценное обручальное кольцо с изумрудами, образующими треугольник с четырьмя гранями, общий энтузиазм перешел все границы. Что говорить, даже сам глава Петергофской городской милиции, генерал-майор Прокопенко, руководивший печальной церемонией прощания, тот самый, что, не моргнув глазом, дюжинами отправлял в ад бандитов, привязывая их к жерлам минометов, не в силах был сдержать чувств. Его рука в железной перчатке смахнула непрошеную слезу, и те избранные бюргеры, что составляли его ближайший entourage, могли уловить прерывистый шепот:
- Эх б..ть, ну краля, мать ее бога душу, так бы и завыл, глядя на нее как вспомнишь старую жопу что поджидает дома в Сестрорецке...
По мотивам Джойса, а, вернее, по тексту «Улисс’а»…