По воле господа
не всемогущего,
валяюсь в госпитале,
изъят из сущего…

И с сердцем вместе ли,
упав, как к маме, ниц,
лежу в созвездии
стеклянных капельниц.

Не поразительно ль,-
пленен не ловко ли?
Обвит резинками,
проткнут иголками.

Не понарошку-то
хриплю под биркою.
Врачи льют кровушку
и в вену зыркают.

Узнать доподлинно
хотят, воздев очки,-
какую родину
люблю и девочку.

Глядит на снимочки
сестра под лампами,-
откуда рифмочки
беру с силлабами?

С чего вдруг песенкой
слагают мнение,
откель Есенин кто,
а кто поменее…

И понижают столб
крови магнезией,
прибор не портил чтоб
своей поэзией.

Пасут предсердие
и днем, и вечером,
и тем усерднее,
чем ближе к вечности.

Ну, все же ясненько!
С чего задорненький?-
Обычный язвенник
с сердчишком дохленьким.

Таких – палат на семь
в три слоя забито.
И неповадно ж тем
гневить алфавит-то!

Но кровь сама кипит,
- мы так устроены,
на ЭКГ ряд пик
как рифмы, сдвоены.

А там таких поэм
и песен залежи,
прочтешь и станешь нем,
присвистнув,- надо же!

Вот полежу чуток
на пару с вечностью,
и засвербит листок
с пером и свечкою.

И бог слова подаст
под рифм чечёточку,
и между разных дат
отсрочит чёрточку.

Вот так я, в мир сипя
подсевшей рацией,
рифмую сам себя
с реанимацией...