Произведения автора

К Данае в лоно золотым дождём... / Алексей Vagant

Студия поэтов

Надежде, что любовь мою питает.

(Данте. Божественная комедия: Рай).

То, что люблю... (Подражание Уитмену) / Алексей Vagant

Студия поэтов

Это валяется у меня уже не первый и не второй год. Долго думал, что смогу продолжить, но не пошлО. Сейчас всё у меня не так, и не так думаю: из школы ушёл, потому что романтичное настроение кончилось в том дерьме, и при одном воспоминании о ней просто колотить начинает... Но что было, то было, и настроение тоже: не вычеркнешь. Продолжать и дописывать – не могу, выкинуть – жалко. Читайте, кому не лень.

Из польского Ренессанса, анонимное / Алексей Vagant

Студия поэтов

Ещё один мой перевод по дословному прозаическому подстрочнику, как я люблю изредка баловаться... Уж и не помню, в каком году за это взялся. Начинал, бросал надолго, опять брался, переделывал, добавлял... А вот сейчас вдруг получилось закончить!

Не уверен, надо ли писАть в виде преамбулы краткую историческую справку-коммент: что-то мне это разонравилось... Увижу, что нужно, – добавлю. Пока хочу сказать только одно: польская поэзия тех времён довольно-таки шероховата по части формы; кто хочет, пусть почитает хотя бы Яна Кохановского или Вацлава Потоцкого... И к воссозданию этой шероховатости пришлось стремиться вполне преднамеренно.

Всё, с Богом: читайте, комментируйте, ругайте, хвалите!

Сорокадневник донны Анны / Алексей Vagant

Студия поэтов

Памятник (Посвящение самомУ себе и всем упрямым дилетантам, возмечтавшим стать творцами) / Алексей Vagant

Студия поэтов

Философская беседа с милой о сущности блаженства (Стихи, написанные никому) / Алексей Vagant

Студия поэтов

Столовой салфетнице, подаренной мне на новоселье... / Алексей Vagant

Студия поэтов

Ватерлоо (На Regimental Сompany Мarch) / Алексей Vagant

Студия поэтов

Этот «March» – один из тех самых маршей, под которые британские полки ходили и на парадах, и в штыковую. Где, – замучаешься перечислять, легче сказать, где они не ходили. К сведению: автоматический пулемётный огонь был внедрён в боевую практику только на рубеже XIX и XX веков, и в ответ на это появился рассыпной строй при наступлении. А до того битвы происходили по единому сценарию: два войсковых строя вставали поутру друг против друга в пределах хорошей видимости, километр-другой, иногда и по-разному. В передних рядах ставили пушки, и начиналась «артподготовка». Весь фокус состоял в том, чтобы сомкнутыми рядами пройти под их огнём ту самую страшную дистанцию и вступить в прямое соприкосновение с вражеским строем: ударить врукопашную и опрокинуть. И вот идти было, надо полагать, невесело. РассЫпать строй по пути было никак невозможно, от его сохранности зависела согласованность штыкового удара, который решал очень многое. Выпить, конечно, давали, но этого всё равно не хватало, иначе откуда взялись эти самые шотландские волыночные марши, выматывающие душу, похожие одновременно и на то, для чего употреблялись, и на танец? Тоже ведь своего рода наркотик. Музыканты-то шли в общем строю без оружия, руки заняты, и их неприятель выбивал на этом пути в первую очередь: понятно было, что без них никак.

Я посмотрел раза два-три тот самый международный фильм «Ватерлоо», который поставил гений батального размаха Сергей Бондарчук. Потом я стал получать своё историческое образование и понял, что многое показано там более-менее правильно. И тут в Москве развернулся во всю ширь кельтский культурный «ренессанс», и я во всё это окунулся, и многое услышал живьём и слушаю и так, и в записи до сих пор. И в какой-то момент стало проситься на бумагу.

Бывает ведь, o donna mia, так... (Мой четвёртый сонет) / Алексей Vagant

Студия поэтов

КРАТКИЙ КОММЕНТАРИЙ. Как известно, из всех многочисленных муз Микеланджело поэзия была, в сущности, на положении Золушки. Относился он к ней совершенно несерьёзно, хотя и сочинял стихи практически всю свою жизнь. Ваять, строить и расписывать плафон Сикстины он был обязан, работая по договорам, но писать стихи, за которые не получил и не пытался получить ни единого сольдо, его не заставлял никто и ничто. Себя он именовал «дилетантом» в поэзии, а стихи записывал часто на каких-то обёрточных обрывках. Неудивительно, что огромная (по сей день точно не известная) их часть оказалась утеряна, – так что чудеса возможны и изредка случаются. Перед вами – одно из таких чудес: один из поздних (Микеланджело родился в 1475-м) сонетов, который был случайно обнаружен ещё в середине 1980-х, в первые годы понтификата недавно умершего Папы Иоанна Павла II, но до сих пор незнакомый большинству россиян. Дело в том, что по-русски существует только подстрочный перевод, выполненный одним моим приятелем и нигде не опубликованный. Это произошло уже года три назад, с тех пор он известен и мне. Но только сейчас во мне вдруг взыграл азарт и я попытался превратить этот подстрочник в хотя бы какое-то подобие сонета.

Когда не ждёшь уж ничего... / Алексей Vagant

Студия поэтов

Не удостоишься ты строк... (Мой третий сонет) / Алексей Vagant

Студия поэтов

Да, я не заслужил тебя... (Мой второй сонет) / Алексей Vagant

Студия поэтов

Бах, Гродберг и слушатель / Алексей Vagant

Студия поэтов

О, если б ныне правила любовь... / Алексей Vagant

Студия поэтов

Маленькое предисловие.

Генрих VIII Тюдор (1491 – 1547, правил с 1509) – английский король. Всё, что прописано о нём в учебниках и энциклопедиях, ни в малой мере не исчерпывает его личность. Личность была вообще-то страшноватая: английское издание нашего Ивана Грозного, и неважно, что жил чуть пораньше, чем Иван. И при всём том, личность очень многогранная и противоречивая: понимал толк в любви и женской красоте (о его многочисленных жёнах, как и об их судьбе, знает сегодня каждый школьник, если только он не круглый двоечник), бывал не чужд сентиментальности, сочинял музыку и, вроде, даже стихи. Ему, кстати, приписывается авторство знаменитой «Greensleeves to the ground...» («Зелёные рукава»). Впрочем, чему тут удивляться? Ведь и Иван Грозный сочинял свои знаменитые стихиры, которые сегодня и поются «живьём», и издаются на носителях...

Что же касается английской ренессансной рифмы и мелодики стиха, то они довольно-таки однообразны на наш современный русский взгляд, хотя и обладают, по моему убеждению, тонким очарованием. (Заинтересованных и пытливых отсылаю к оригинальным текстам Шекспира, они сегодня вполне доступны в России). Следует иметь в виду, что стихи эти, как правило, не читались, а пелись, часто – под нарочито бедный (профессиональные знатоки любят термин «скромный» и даже «стыдливый») лютневый аккомпанемент.

Я попытался воспроизвести это на моём родном языке. Удачно ли, – судить не мне.

(Да, и ещё: эта песня, кстати, упоминается в романе Томаса Харриса "Ганнибал").

Письмо начистоту... или Первое подражание Ронсару / Алексей Vagant

Студия поэтов

Ронсар мне вообще очень дОрог – уже потому хотя бы, что именно его стихи познакомили меня с девочкой, для которой я, пытаясь добиться от неё взаимности, впервые в жизни сочинил что-то своё, – это в тридцать шесть-то! А было всё так. В один чудный вечерок бабьего лета, на Воробьёвых горах («Садилось солнце, купола блестели…»!), я увидел её. Она была юна и прелестна, и я подошёл, поскольку не подойти было никак невозможно. Не помню уже, с каких слов я начал, – что-то вроде: «Простите, не у вас ли в школе я преподавал историю?». Но уже минут через пять, – критический момент, когда надо любой ценой удержать слабеющее внимание и не дать уйти! – я с чувством, обращаясь напрямую к ней, продекламировал по памяти Ронсаровы «Стансы». (Возможно, помогло то обстоятельство, что был я в очень лёгком, но всё же подпитии). Эффект был потрясающий: глазищи в разные стороны, ошеломление, радостное восхищение, гордость пополам со смущением, «спишите, пожалуйста, слова!». Так мы и познакомились. А на Рождество (католическое, потому что дождаться родного православного просто сил моих не хватило!) я подарил ей сборник Ронсара, в который вложил между страницами на тех самых «Стансах» три листочка с первыми в своей жизни виршами. Сочинял я их и преподносил ей, конечно, не просто так: платоническая стадия в наших отношениях затянулась, хотелось сказать ей об этом прямо, но вместе с тем красиво и учтиво, чтобы не отпугнуть. И Ронсар здОрово помог мне написать именно такое: уж он-то в этих делах был мастер!

И я благодарен ему всегда! Ему и Катьке.

Это – оно, моё первое... Не будьте слишком строги!

Две войны (О нестареющем) / Алексей Vagant

Студия поэтов

Две войны (О нестареющем) / Алексей Vagant

Студия поэтов

Когда б уверовать я смог... или Второе подражание Ронсару / Алексей Vagant

Студия поэтов

Написано было, конечно, с конкретной целью и по конкретному адресу... Это – один из первых моих опытов, как и сонет с поэтического турнира Карла Орлеанского. Если кого интересует, подражание чему именно из Ронсара, то могу признаться и даже поместить: получилось у меня, кажется, не очень плохо, в плагиат удалось не впасть, так что стыдиться вроде нечего.

* *
Иные, сбросив плоть свою,
Являются в краю далёком:
Кто превращается в змею,
Кто камнем станет ненароком.

Кто – деревом, а кто – цветком,
Кто – горлицей, кто – волком в чаще,
Тот – говорливым ручейком,
А этот – ласточкой летящей.

А я зерцалом стать готов,
Чтоб ты всегда в меня глядела,
Иль превратиться в твой покров
И твоего касаться тела.

Мне б стать волною, чтоб ласкать
Волной дрожащей стан пригожий,
А может быть, духами стать,
Впитаться этой нежной кожей.

Мне б лентой стать, чтобы обвить
Вот эти перси молодые,
Я мог бы ожерельем быть
Вокруг твоей точёной выи.

Я был бы всем, я стать не прочь
Твоих прекрасных губ кораллом,
Чтоб в поцелуях день и ночь
К ним прикасаться цветом алым.

(Перевод А.Ревича).

Поэтический турнир Карла Орлеанского в Блуа (мой первый сонет) / Алексей Vagant

Студия поэтов

Ну и времена же были! Когда Карл Орлеанский рассылает по всей своей земле герольдов с кличем: все, кто поэты, ко мне, устроим состязание, – это нечто! Когда в общей толпе прибывает в замок в Блуа сам Франсуа Вийон, – это нечто вдвойне! Когда сам хозяин задаёт на пиру первую строчку и сам же честно пишет под неё своё творение, – это нечто втройне! Как не попытаться наваять на такой сюжет что-то своё? Вот я и попытался. Трудно было удержаться и не посмотреть, что же они там сочинили, но я всё же удержался: сначала закончил своё, а потом уже посмотрел. И очень порадовался, что дотерпел, потому что у меня получилось совсем иначе, и даже по форме: у меня сочинился первый в моей жизни сонет, а у них сонет и не ночевал. А когда всё же посмотрел, то прочёл я очень много всего, в том числе и то самое, что написал хозяин:


Баллада поэтического состязания в Блуа

Над родником от жажды умираю.
Я сам слепой, но в путь других веду.
Не то иззяб, не то в жару сгораю.
На взгляд дурак, а мудрых обойду.
Ленив, а льну к высокому труду.
Таков мой в жизни путь неотвратимый,
В добре и зле Фортуною хранимый.
День выиграю – десять проиграю.
Смеюсь и радуюсь, попав в беду.
В скорбях остатки силы собираю.
Печалуясь, часов счастливых жду.
Мне всё претит – всё манит, как в бреду.
В день счастья мается мой ум ранимый,
В добре и зле Фортуною хранимый.
Я говорлив, но надолго смолкаю.
Пуглив, но на испуг нашёл узду.
Печали на услады навлекаю.
Я в прах паду, но всё ж не пропаду.
Сквозь слёзы вижу я мою звезду.
Я здрав – и хворью взят неизлечимой,
В добре и зле Фортуною хранимый.
Принц, я веду у всех вас на виду
Печалей и веселий череду.
Поры ль дождусь, лишь радостью сладимый,
В добре и зле Фортуною хранимый.

(Перевод Алексея Парина).